— Притормози у заправки, — Димитрий бросает Климу, вырывая меня из воспоминаний.

— Зачем? — Я поднимаю лицо и смотрю Димитрию в глаза.

Если верить электронным часам, то мы уже опаздываем. А Димитрий терпеть не может заставлять ждать важных людей.

— Я на минуту, — кидает Димитрий, открывая дверцу.

Он, считай, игнорирует мой вопрос, после чего уходит.

— Минералка нужна?

Вопрос Клима застает врасплох. Я нервно сжимаю кожаную обивку до скрипа и с трудом заставляю себя выпрямиться. Мне хочется сжаться, а еще лучше исчезнуть.

Зачем он говорит?

Зачем напоминает о себе и обращается ко мне?

Я хочу посидеть в абсолютной тишине, дожидаясь Димитрия. А потом я что-нибудь придумаю, чтобы Клим больше не был моим водителем и охранником. Я попрошу вернуть Степана, потому что мне стыдно за его увольнение. Да, это выход! Я скажу, что по глупости пожаловалась на него и не подумала, что это может стоить ему места.

Отлично же…

Если поймать правильное настроение Димитрия, то можно всё вернуть назад. Он любит исполнять мои маленькие капризы, и он любит баловать свою малышку. Он грубо трахает меня, но он заботливый в повседневной жизни. Для чужих я вовсе принцесса. Меня нельзя трогать, нельзя оскорблять наглыми взглядами, нельзя приставать и заводить разговор, если я этого не хочу. В мире Димитрия строгие правила и жесткая иерархия. И я, как его постоянная спутница, располагаюсь на самой верхушке пирамидки власти.

Но Климу плевать на правила.

Он делает то, что непозволительно водителю. Он оборачивается ко мне, заглядывая между кресел, и смотрит с вызовом. Он не просто так спрашивает о минералке, в его глубоких беспокойных глазах горит оскорбительный подтекст: “Тебе нужно прополоскать рот”.

Я тоже смотрю в его темные глаза. Они синие, как северный океан, и наполненные обжигающими эмоциями. Клим хочет, чтобы я видела в них презрение или разочарование, что-то черное и противное, но я вижу, что ему больно. Он не признается себе в этом, но я слишком долго и глубоко его знала, чтобы ошибиться. Я чувствую его боль кожей. И мне тоже дурно. В салоне до сих пор стоит запах секса, а протяжные утробные выдохи, с которыми кончил Димитрий, бьют по памяти.

Клим слышал их, и его взгляд то и дело уплывает к моим губам.

Я закусываю их, чувствуя, как по нервам бьет ток. Я думала, что всё прошло. Но ни черта! Клим до сих пор имеет надо мной власть, самую сильную и первобытную, ту, которую я не давала ему по своей воле. Он сам взял ее, как это делают волевые мужчины. Он вскружил мне голову и подмял под себя, наполнив мое сердце трепетом.

— Отвернись, — произношу шепотом, хотя хочу звучать строго и уверенно. — Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня.

— Значит, узнала?

Я отворачиваюсь к окну. Потом дергаю ручку, решив, что мне лучше выйти на свежий воздух, но замки оказываются заблокированы.

У меня перехватывает дыхание. От возмущения и ужаса. Он понимает, что делает? В какую опасную игру собрался играть? Димитрий разорвет его на куски, если хоть что-то заподозрит. Такие, как он, не прощают даже тени неуважения.

— Клим, прекрати, — добавляю громче. — Ты не понимаешь, что творишь.

— Боишься? — спрашивает Клим. — За меня или за себя?

— Мне он ничего не сделает, я ни в чем не виновата.

— Значит, за меня? — Клим наклоняется между кресел сильнее, приближаясь ко мне. — Это странно, котенок, тебе должно быть плевать на меня.

— Не называй меня так! — я срываюсь на крик.

Черт!

Не хватало, чтобы нас услышали.

Я сама делаю хуже. Но я не умею сохранять спокойствие рядом с Климом, именно поэтому я сбежала. Я поняла, что он сильнее меня. Я так сильно и сумасшедше любила его, что это было как наркотик. В какой-то момент я поняла, что еще чуть — и совершенно потеряю себя. В моей жизни останется только он, как единственный смысл и источник удовольствия.