– Какое наследие? Какие отголоски? Какое такое враждебное окружение? – Зяблик постучал себя пальцем по лбу. – Просто у тебя башка дубовая! Заучил когда-то чушь собачью и твердишь ее, как дурной поп свои святцы. Справедливое общество полвека строили! Так где же оно? Мешали вам все время! То буржуи, то троцкисты, то кулаки, то вредители, то жидомасоны! Кила вам собственная мешала, которую вы нажили, читая труды основоположников! Кто может помешать человеку справедливым быть? Сосед? Жена? Участковый?
Смыков уже собирался в своей обычной манере возразить, что все наскоки Зяблика голословны и базируются не на знании законов общественного развития, а на личных обидах и беспочвенных амбициях, но ему помешала Верка, не терпевшая в последнее время идеологических споров.
– Тихо вы, самцы! И что у вас за порода такая горластая? Орете, как петухи, на всю округу! Да хоть бы по делу! А ведь ни яйца снести, ни даже курицу толком оттоптать не умеете! Только бы все на глотку брать! Станешь тут с вами… этой… как ее…
– Феминисткой, – подсказал Цыпф.
– Да нет, лесбиянкой!
Смыков, уже и не знавший, с кем спорить – то ли с Зябликом, то ли с Веркой, – просто махнул рукой и прибавил шагу. Артем, как бы подводя итог бурных прений, сказал Зяблику:
– Тяга к мечте так же свойственна роду человеческому, как и вечные метания между добром и злом. Разве вы не согласны со мной? Любая религия есть не что иное, как детально разработанная мечта. Мечта о спасении души, о воздаянии по заслугам, о пришествии царства Божьего. Поэтому я не вижу ничего плохого, если кто-то мечтает о справедливом обществе и грядущем братстве людей.
– Когда зэк на нарах дрочит, он тоже кое о чем мечтает. – Зяблик деликатно откашлялся в кулак. – Но вреда от этого, кстати, никому нет. А если его ради чьей-то мечты насильно в позу ставят, это уже совсем другой коленкор. По закону квалифицируется как уголовное преступление. Как же тогда, спрашивается, к тем козлам относиться, которые ради своей мечты о справедливом обществе целый народ изнасиловали? Уж извините за грубое сравнение…
– Ничего, – улыбнулся Артем. – Грубо, зато убедительно… Да только история прямых путей не знает. Слепа она, как и эволюция. Тычется наугад носом. То в огонь угодит, то в родниковую воду…
– То в дерьмо, – подсказал Зяблик.
– Не без этого…
– Короче, не способны люди дерьмо от родниковой воды отличить? В историческом смысле?
– Пока не вляпаются по уши. Хотя из кучи дерьма выбраться еще можно. Есть вещи похуже. Знали бы вы, сколько смертоносных ловушек расставлено на путях истории.
– А вы знаете? – Зяблик покосился на Артема.
– Никто этого не знает… Однако мне приходилось видеть, как в таких ловушках гибли великие народы. Парадоксально, но самые опасные ловушки они строили своими собственными руками.
– А я про что? Лепили башню до неба, а оказались в вонючей яме.
– Ну все! – спустя несколько часов не выдержала Верка. – Не могу больше! Разве это лес? Да тут и двух одинаковых деревьев не найдешь! Я в соснячок хочу! В березняк! Чтобы ягоды можно было собирать, чтобы иголки за шиворот сыпались, чтобы мошкара кусалась! В гробу я ваш рай видала! Тут даже под кустик присесть совестно! Ну прямо как на приеме у английской королевы!
– Действительно, – согласился Зяблик. – Странное место. Не лес, а пшик какой-то. Ни тебе плодов, ни орехов. Так и ноги с голодухи протянуть недолго.
– Все вам не слава Богу! – возмутился Смыков. – Рай и тот не нравится. Лишь бы только охаять! Да вы в таком месте отродясь не бывали. Под ноги себе гляньте! Ни ветки сухой, ни пенька гнилого, ни бурелома. Парк, а не лес.