Положив телефон перед собой, долго пялюсь в экран. Возле аватарки Лизы появляется маленький зелёный кружочек «в сети», и подсветка тухнет. Провожу пальцем по экрану, чтобы снова включился. Труба вздрагивает под моим прикосновением, и меня подбрасывает вместе с ней, потому что взведён как тугая пружина.

— Твою ж!

— Мать, — добавляю, прикрыв веки и сглатывая подскочивший пульс.

Смахиваю её вызов. Тут же перезванивает. Мы играем в эту игру ещё пару раз, и номер любимой родительницы улетает в ЧС. До утра там побудет, потом вытащу. Наверное…

Лиза ещё в сети. Мне обязательно надо ей что-то сказать, я нутром чую. Но в башку лезет всякая дребедень, которая в нашем тяжёлом случае не сработает.

Большим пальцем нажимаю «микрофон». Полоска записи бежит вперёд и отсчитывает секунды, а я всё пытаюсь сложить звуки в слова, чтобы это было внятно и искренне.

«Привет, Зайчонок» — выходит хрипло и как-то ранено. — «Я очень сильно виноват, но ты такая красивая была… Да чёрт! Ты конечно же всегда красивая. Самая красивая, Лиз. Правда. А я пьяный, охуевший дурак. Сделал тебе больно. Не хотел так…» — вдыхаю поглубже. — «Ты знаешь, я хреново извиняюсь. Прости, пожалуйста, и за выходку, и за договорняк этот дебильный с Грановским.» — голос окончательно садится. — «А знаешь, что я сейчас понял, Лиз?» — улыбаюсь уже не так дико, как несколько минут назад. — «Это наша с тобой первая серьёзная ссора. Вообще за всё время, что мы знаем друг друга. Без тебя мне пусто.» — убираю палец с экрана, и моё голосовое улетает в чат.

И снова ко мне приходит ощущение, будто я прыгаю с обрыва, не зная, есть ли там дно. Плевать. В свободном падении есть свой кайф. Раскинуть руки и получать удовольствие от процесса. Что ещё остаётся?

Гипнотизирую чёртовы галочки, напоминая себе, что сам дал Лизе время остыть и всё обдумать. Пальцы всё равно подрагивают.

Прочитано.

Засекаю время на прослушивание.

Набирает что-то. Я молюсь всем своим братьям-демонам. Но ничего не приходит.

— Эй! — возмущённо бью ладонью по барной столешнице.

Лиза снова набирает текст, потом ищет стикер, и ничего из этого до меня так и не доходит.

«Спокойной ночи» — пишу ей и гашу экран телефона.

В дверь звонят. В такое время и так настойчиво ко мне может ломиться либо кто-то из Беркутовых, либо пацаны. Но последним тут теперь делать нечего. Мать?

Держать её в подъезде среди ночи я, конечно, не собираюсь. Поправив домашние чёрные шорты, иду открывать.

— Впустишь? — на пороге, белозубо улыбаясь и держа навесу бутылку отличного рома, стоит Коптель.

— Нет, — захлопываю дверь перед его носом.

Снова звонит. Игнорирую. Ванька начинает стучать и, судя по грохоту, делает это ногами.

— Да ты заебал! Я же днём всё сказал! — рявкаю на запертую дверь и снова её открываю.

— А так? — копируя позу Ваньки, рядом с ним стоит и улыбается Миха, удерживая за горлышко вторую бутылку рома.

— Если что, у нас с собой ещё вискарь, стейки медиум с гранатовым соусом. Ещё горячие, но пока мы тут стоим, они остывают, а это очень жестоко по отношению к такому шикарному мясу. Ты ж хищная птица, Беркут. Пожалей мяску, — выдаёт Ванька на одном дыхании, пока я снова не захлопнул дверь.

— Димыч, — его немного смазливое лицо становится серьёзным, — извини, а. Долбоёбы. Были конкретно неправы.

— Извини, Дим, — перехватив бутылку другой рукой, Миха протягивает мне ладонь.

— Грановский где? — перевожу взгляд с одной искренне виноватой рожи на другую.

— Ты же знаешь Назара. Ему нужно время. Остынет, соскучится и приедет.

Хмыкнув, пропускаю парней в квартиру. Ваня удивлённо оглядывается. У меня порядок. Клининг все углы чуть ли не языком вылизал. Перекрывая один из углов просторной комнаты, стоит новенький матрас, обтянутый целлофаном. Вижу, как губы Коптеля подрагивают.