А ещё помню, как стучал пульс, когда Лиза лежала рядом. В тринадцать это было не совсем понятной реакцией на подружку из компании, с которой мы чего только не вытворяли вместе. С физиологией проще. Лет в четырнадцать отец подогнал мне первые резинки и потыкал пальцем в инструкцию для применения. А вот с нарушением сердечных ритмов я разбирался сам. Долго, упорно и по большей части молча. Мне казалось, мерить линейкой член, чтобы доказать, что у тебя больше, не так интимно, как ощущения рядом с Лизой.

Мне тепло от этой фотографии и одновременно больно. Кажется, что сердце сейчас пробьёт рёбра. Царапаю грудь пальцами и откладываю мобильник. Тупо смотрю в окно на то, как просыпается город.

К семи привозят завтрак.

Тёплые сырники с ягодами и сметанным соусом залетают на «ура» после двух суток на бухле и подножном корме типа чипсов. Запиваю их горячим чаем и иду собираться. Надо предкам показаться, а потом у нас каток.

Зауженные к низу штаны цвета хаки, белая футболка навыпуск, толстовка, куртка и берцы. Вот и весь прикид. Цепляю с полки любимый парфюм. Расчёсываю и слегка взъерошиваю тёмные волосы.

В дверь звонят. Впускаю клининг. Показываю фронт работы и сваливаю.

На капоте любимой машинки красноречиво лежит кирпич.

— Да пошёл ты! — стреляю взглядом на окна третьего этажа.

Фоткаю угрозу, швыряю под дерево и сажусь за руль. Сосед выходит из подъезда. Встречаемся с ним агрессивными взглядами.

«Не воюй со мной, дятел. Ответка на кирпич тебе не понравится!» — обещаю ему мысленно. Мужик в своих фантазиях явно ограничен, и я читаю в его взгляде что-то вроде обещания физической расправы.

Это скучно, чел! И очень банально.

Часа за полтора добираюсь до дома отца.

— Почему я опять не могу до тебя дозвониться? — наезжает он с порога.

— Э-э-э… Может потому, что у меня есть личная жизнь? И ночью я иногда сплю? — накидываю ему в ответ.

— Знаю я, где водится вся твоя личная жизнь.

— А я знаю, где твоя, — ржу. — Ты хочешь поговорить об этом?

— На самом деле и об этом тоже. Ну и позавтракать с сыном в редкий выходной было бы неплохо. Мать скоро спустится.

— Я уже здесь. Привет, мой хороший, — идёт ко мне с раскинутыми для объятий руками.

— Привет, мам, — терплю поцелуй в щёку.

Уходим в столовую. Я не голодный. Пью чай, пока родители едят.

— Димочка, я настаиваю на твоём возвращении домой. Вот скажи мне, какая необходимость жить отдельно, если здесь у тебя большой дом, семья? М?

— Лар, у нас взрослый парень, — меня спасает отец. — Ты хочешь, чтобы паломничество из противоположного пола проходило через нашу гостиную?

— Не надо об этом за столом, пожалуйста, — кривится мама. — И вообще, я поражаюсь, Саша, как спокойно ты об этом говоришь, — от возмущения кидает на стол тканевую салфетку. — Твой сын подбирает всяких дешёвок, а ты это ещё и поощряешь! Вчера наверняка был с одной из них, поэтому не смог приехать к матери. Мне было плохо, Дима! — салфетка летит в меня. — А ты взял и променял меня на очередную шлюху. Весь в отца, — поджимает губы, собираясь плакать.

Мне тоже было хреново, мам. Но ты эгоистка, поэтому ничего не замечаешь.

Хмыкнув, молча встаю из-за стола.

— Ты куда? — подскакивает она.

— Да достало всё, — отвечаю не оглядываясь. — В этом доме хоть один день проходит без ваших скандалов и твоих слёз? Не звони мне больше по ночам. Я не приеду.

— Дима?! — мне в спину летит тонна возмущения. — Ты не смеешь так говорить! Не уходи. Не бросай меня, — надрывно просит мама.

Догоняет, обнимает и прижимается щекой между лопаток.

— Ну прости, прости, мой хороший, — гладит ладонью по напряжённому прессу. — Не уходи, я обещаю, больше не буду ругаться. Давай попьём чай все вместе. Как раньше?