– Тебя мы не обвиняем, – вставил я.

– Как сказать, – добавил Трубецкой еще мрачнее. – Он не сообщил. Это бездействие. А бездействие при преступлении – попустительство, что считается как соучастие.

– Но я… – Макаров широко раскрыл глаза от ужаса.

– Нормально все, – успокоил я его и повернулся к Трубецкому: – Не запугивай свидетеля!

– Ах, простите, господин барон. Вернее, господин сыщик! Ты сейчас вообще в другом месте должен быть, а не заниматься моей работой!

– Я вернусь, как только закончу здесь, – произнес я негромко. Даже Наумов навострил уши. – И мы уже решили все обсудить позже. Не истери!

– Простите, но я не знаю ничьих имен. При мне, когда я отказался с ними сотрудничать, ничего подобного не обсуждали, всегда держались обособленно. Думаю, что и другие рабочие вам тоже ничего не скажут.

Я прикинул, что он, вероятнее всего, прав. Никто из заговорщиков не трещит на каждом углу о своих планах и тем более контактах.

– Тут мы ничего не добьемся, – решил я. – Можешь идти. Проблем у тебя не будет.

– Обещаете? – Макаров настороженно посмотрел на шпиона.

– Даю слово. С нашей стороны тебе ничего не грозит. С его, – я указал на Наумова, который успел опрокинуть еще пару рюмок и теперь сидел, чуть скосив глаза, – тоже. Иди.

– Спасибо, – выдохнул Макаров и почти бегом бросился к двери.

– Теперь с тобой… – Трубецкой повернулся ко мне, но я перебил его:

– Со мной потом! Если ты опять пропадешь, – я решил, что говорю слишком громко, но за несколько минут Наумов упился так, что готов был захрапеть на собственном рабочем столе. Теперь его уши нам не угрожали. – Если ты опять пропадешь, да еще с единственным нормальным следом, о котором знаешь только ты – что мне прикажешь делать? Сдать тебя Виктории? Сказать, что ты тут вертишься и крутишься между задачами от начальства, от нее и своими собственными делами, пока я мечусь между квартирой Ульяны с какими-то хмырями и комнатой с заговорщиками?

– Не смей со мной так разговаривать! – он вскочил с дивана и направился к столу Наумова. – Ты не вправе!

– Да что ты, – усмехнулся я. – Ты пропадаешь в неподходящее время. Мне говорят, что ты весь в делах, но при этом тебя нет больше недели и ты не даешь о себе знать. Может, мне стоит предположить, что ты на самом деле глава Третьего отделения? И просто пытаешься меня запутать, как и всех остальных, а сам строишь козни. Остальные факты под эту теорию подогнать очень легко.

– Что за чушь ты несешь, Макс?! – он замер с поднятой трубкой.

– Это не чушь. Просто я только что взглянул на нашу ситуацию со стороны, – произнес я, пристально наблюдая за шпионом. Изменится он в лице или нет. Но тот стоял, как статуя, пока его не отвлек голос в трубке.

– Трубецкой! Сорок восемь, двадцать три. Нужна команда на Арматурную, двадцать восемь и Овражную, сорок два, корпус один. Да, два по первому адресу, еще четыре по второму. Всех привезти к нам, я потом разберусь, – и положил трубку.

Наумов храпел. Больше в кабинете никого не было, и Трубецкой подошел ближе:

– Я и сам сегодня собирался нанести визит этим ребятам. Ты не оказал мне особой помощи. А своим поведением сейчас ты вызываешь скорее желание дать в твою нахальную морду.

– Не здесь, – я встал и почувствовал, что нога болит уже не так сильно. – К тому же я бы хотел поговорить и с Ульяной. Ее ведь не оставят на заводе, а уведут домой?

Шпион шумно дышал, раздувая ноздри. Я не хотел делать его своим противником, но желал поставить его на место. Я действительно оказал ему помощь, хотя он явно считал иначе. Может, и стоило пару раз навешать ему?