Летом в блокадном Степанакерте для дальневосточников консервы были едва ли не самым доступным источником пищи. Закупить продукты в Агдаме или Барды удавалось все реже и реже. На базаре в Агдаме местные торговцы охотно продавали начальнику продовольственной службы отряда овощи, фрукты, мясо и конфеты с тмином. Зимой с доставкой продовольствия проблем не было, а летом вывезти овощи-фрукты из Агдама стало сложнее. Дважды на выезде из города грузовик с продовольствием был остановлен на КПП дружинниками. С криками «Армян кормить поехали?» экстремисты запрыгивали в кузов и выбрасывали продукты на дорогу. Один раз продовольствие помогли отбить местные милиционеры, в другой раз командир Калачевской бригады Колиберенко организовал целую войсковую операцию по закупке продовольствия, но принятые меры ситуацию в целом изменить не могли. Со свежими продуктами в отряде с каждым днем становилось все хуже и хуже. В июле обеспечением отряда продовольствием занялся ВОГ. С армейских складов в столовую завезли крупы и подозрительной свежести мясо.

– Давненько я сечки не ел! – воскликнул Вождь, увидев солдатскую кашу на ужин.

Повар из Семэна оказался никудышным. Сваренная им каша слипалась, в тарелку из черпака выпадала одним комком, но есть что-то надо было! В первый день, матерясь и чертыхаясь, слушатели поковырялись в каше и оставили ее на тарелках почти не тронутой. Через неделю они как миленькие ели синюю слипшуюся малосъедобную массу и мечтали о возвращении в Хабаровск, где в столовой пища всегда была вкусной и свежей.

С исчезновением армянских поваров пропали и моющие средства. Наряд по кухне стал мыть кастрюли и сковороды солдатским мылом, но оно в жесткой карабахской воде плохо мылилось и не смывало жир. Скудное питание и небрежность в мытье посуды в столовой породили кишечную инфекцию, название которой никто из хабаровчан так и не узнал.

В первые же дни эпидемии туалеты в десятой школе оказались загаженными. Они не были рассчитаны на такой наплыв «посетителей». Чтобы не превратить учебное заведение в провонявший миазмами сортир, Немцов снял с ближайшего КПП половину наряда и велел выкопать яму на стадионе перед школой. Нанятые армянские плотники сколотили над ямой стены, и получился уличный туалет без крыши. Местные жители были в шоке: «Куда наши дети учиться пойдут, если перед школьным крыльцом стоит туалет? Как они будут физкультурой на стадионе заниматься?»

Узнав об осквернении пришкольной территории, Вольский вызвал командира хабаровского отряда.

– Вы что себе позволяете? – с вызовом спросил он.

Подполковник Немцов был исключительно спокойным человеком, классическим меланхоликом, подсчитывающим дни до выхода в отставку. Равнодушно посмотрев на разгневанного партийного босса, он спросил:

– Что прикажете делать? Вскрыть пару учебных классов и использовать их в качестве отхожего места? При массовой диарее все кабинки в туалетах заняты, кустов рядом со школой нет. Куда бежать, если стало невмоготу?

Вольский разом остыл.

– Сколько у вас больных? – спросил он.

– Пока человек восемьдесят. Если не предпринять меры, то заразятся все.

– Что у вас с лекарствами?

– Я доложил об эпидемии в Хабаровск. Со дня на день в Степанакерт прибудет начальник медицинской службы школы, но сколько он с собой сможет привезти лекарств и каких? На складах ВОГ препаратов против диареи нет, только антибиотики.

– Понятно! Мы примем меры и обеспечим ваш отряд лекарствами с городского аптечного склада.

Многолетний помощник Вольского, откомандированный вместе с ним в Карабах, возразил: