Я положила на землю красные кирпичи; мы сидели перед костром, пепел кружился в воздухе, оседая на волосах. Потихоньку огонь догорел, ритуальные деньги, потрескивая, съежились. Сяо Ло вдруг заговорил:
– Знаешь, почему я только что так громко рыдал?
Я с недоумением уставилась на него: неужели не от горя? Ло повернулся ко мне лицом и продолжил:
– В прошлый раз я рассказал тебе о своем сне, но на самом деле это еще не все. – Он снова не выдержал и заплакал. – Когда я просовываю ладонь в ту щель, то чувствую, что меня тянет вниз какая-то сила, и тут я наталкиваюсь на холодную как лед руку. И во мне бьется одна только мысль: я не хочу умирать вместе с ними! Я хочу убежать, не хочу умирать! Я тут же отдергиваю руку. Но… Почему даже во сне я раз за разом не могу притвориться, что хочу пойти вместе с ними? Этот сон каждый день мучает меня, мне стыдно жить, симулируя горе от утраты жены и дочери. Чтобы поверить в себя, я даже несколько раз забирался на крышу… Но я по-прежнему хочу жить…
Вот он, настоящий источник боли. Я понимала этого мужчину, устраивавшего пробежки посреди ночи. Это жизненное противоречие ранило его. Нельзя испытывать натуру перед лицом катастроф и смерти. Когда он успокоился и привел мысли в порядок, то столкнулся с упреками и позором, которым сам себя и подверг. Бег – это своего рода герметичная анестезия, кратковременная ссылка, а сон после физического измождения давал передышку и его душе.
Так что излишне было волноваться о Сяо Ло, врожденные инстинкты велели ему жить дальше, пусть даже всю жизнь неся на своих плечах тени ушедших близких, хотя лично я верила, что рано или поздно и для Сяо Ло наступит весна, снова пробьются свежие ростки, снова расцветут яркие цветы.
Я все реже видела Сяо Ло на баскетбольной площадке. Однако мой случай, очевидно, куда безнадежнее. Я не могу объяснить, почему я, в жизни не испытавшая настоящей боли, ощущала ее разлитой вокруг себя.
4
Осенью прошлого года я брала интервью у одного чудака из Дунгуаня. Звали его Сюэ Цзюнь, и работал он на обувной фабрике. В 2012 году он стартовал из города Жуйцзинь в провинции Цзянси и за сто сорок один день пробежал двадцать пять тысяч ли[47], которые преодолела Красная армия во время Великого похода[48] через луга и пять заснеженных гор. СМИ тут же раздули эту новость. Меня вообще не особо интересовали постоянные сообщения в прессе, а уж ярлыки, которые навешивали журналисты, вроде «китайский Форрест Гамп» или «маньяк-марафонец» и вовсе, как мне казалось, заслоняли истинную природу вещей. Этот человек заинтересовал меня только из-за бега. Я смутно ощущала, что у нас с ним найдутся какие-то тайные точки соприкосновения, должно быть что-то общее. Во время интервью он сказал: «Я бежал как безумец по дороге, а народ бросался врассыпную, поскольку меня считали сумасшедшим…» Этот низкорослый уроженец провинции Хэнань, от которого веяло крестьянским духом, оказался очень словоохотлив. Он без конца говорил со мной о гордости, решимости и воле, но я все это не слишком воспринимала, пока он не упомянул, что его тело словно охвачено огнем, и с каждым днем этот огонь разгорается все сильнее. Это была единственная наша общая черта, которую я уловила в ходе интервью – огонь внутри.