После его отъезда дом казался еще более пустым, а ждать от него звонка было еще слишком рано.

Роуан позвонила в клинику. Разумеется, там требовалось ее присутствие – это же субботний вечер в Сан-Франциско! Операционные в Центральной больнице города были уже переполнены. В травматологический центр университетской клиники поступали жертвы катастрофы: на сто первом шоссе столкнулись сразу несколько машин. Как обычно, были и пациенты с огнестрельными ранами.

К моменту приезда Роуан в клинику пациентка уже находилась в операционной. Ассистенты подключили все необходимое оборудование и сделали анестезию… Пока Роуан мыла руки, интерн докладывал о состоянии ее будущей подопечной. Женщину пытались убить топором. Большая потеря крови. Доктор Симмонс уже вскрыл черепную коробку…

Войдя в холодную, точно ледник, операционную, Роуан заметила, как Симмонс облегченно вздохнул.

Пока ее облачали в стерильный зеленый халат и эластичные перчатки, Роуан почти машинально отмечала про себя, с кем сегодня придется работать… Так… Две медсестры из числа самых лучших. Один интерн заболел, второй чрезмерно возбужден предстоящей операцией. Анестезиологи… Не из тех, с кем она любила работать, но вполне подходящие. Что ж, доктор Симмонс хорошо подготовил ей плацдарм.

Пациентка… Совершенно незнакомая… Зафиксирована в неудобной сидячей позе: голова опущена, черепная коробка открыта, лицо и руки полностью укутаны несколькими слоями зеленых хлопчатобумажных простыней, безжизненно неподвижные ноги оставлены открытыми…

Роуан подошла к торцу операционного стола и, кивнув в ответ на слова, брошенные ей анестезиологом, встала позади мешковатого тела. Правой ногой она нажала педаль, чтобы установить в нужное положение огромный хирургический микроскоп и максимально сфокусировать изображение открытого мозга, ткани которого удерживали блестящие металлические зажимы.

– Ну и месиво! – прошептала Роуан.

В ответ раздались негромкие смешки персонала.

– Вероятно, она узнала, что оперировать будете именно вы, доктор Мэйфейр, – сказала старшая из медсестер, – и потому попросила своего муженька шмякнуть ее топором еще раз.

Роуан улыбнулась под маской, потом сощурила глаза.

– Как вы думаете, доктор Симмонс, мы сможем удалить кровь, не высасывая попутно слишком много мозгов у бедняжки? – спросила она.

В течение следующих пяти часов она ни разу не вспомнила о Майкле.

Домой Роуан вернулась в два часа ночи – там было темно и холодно. Другого она и не ждала. Но впервые после смерти Элли Роуан не будоражили тягостные мысли о приемной матери. И впервые воспоминание о Грэме не было мрачным и мучительным.

Она прослушала автоответчик: никаких сообщений от Майкла. Это расстроило, но не удивило ее. Она живо представила, как пьяный Майкл, шатаясь, спускается по трапу самолета. В Новом Орлеане сейчас около четырех часов утра. Нет, нельзя так рано звонить в отель «Поншатрен».

Лучше всего не забивать себе голову этими мыслями, решила Роуан, снова укладываясь в постель.

Лучше не думать о бумаге в сейфе, запрещающей ей возвращаться в Новый Орлеан. Лучше не думать о том, чтобы полететь туда ближайшим рейсом. И если не думать обо всем этом, то нечего тогда думать и об Эндрю Слэттери, которого не приняли на работу в Стэнфорд и который, наверное, с удовольствием согласится подменить ее на пару недель в университетской клинике. Тогда какого черта она сегодня спрашивала Ларка о Слэттери, да еще и звонила ему среди ночи только ради того, чтобы узнать, нашел ли Эндрю работу? Что-то явно крутилось в ее воспаленных мозгах.