– Только ты сама-то не поднимай! – сказал он маме. – Вот Лидочка тебе помогать будет. Мука ты знаешь где, в ларе на кухне, правда, там совсем немного осталось… Но вы завтра же пойдите с Лидой на базар и купите побольше, сколько сможете… Яиц вот у нас нет. Тоже купите… Картошки пока достаточно… Что еще?
– Ты майор, или шеф-повар? – печально улыбнулась мама. – Или ты думаешь, что я не знаю, где у нас мука? Хватит, Сашенька. Сядь, отдохни хоть пять минуток. Мы с Лидой со всем разберемся. А сейчас… – мама взглянула на громко тикающие на стене ходики. – Сейчас нам, наверное, пора на вокзал…
Она посмотрела на своего старшенького и горько вздохнула, еле сдерживая слёзы. Несмотря на могучее телосложение, стриженый и лопоухий Костя показался ей совсем мальчишкой. Да он и был мальчишкой, воспитанный на книгах, благородный, маленький мамин мальчишка. Что такое восемнадцать лет?
Костя подошел к кровати бабушки Ксении, наклонился и поцеловал соседку в сухую морщинистую щёку.
– До свидания, баба Ксеня! Скоро увидимся!
Баба Ксеня осторожно, чтоб никто не заметил, перекрестила маленького взрослого мальчишку, потом наклонила его голову к себе поближе, поцеловала в лоб и что-то прошептала.
Зачатая, родившаяся и повзрослевшая в этот страшный день новая, решительная девочка Лида, стояла рядом и молчала.
Глава 3
Народу на привокзальной площади, в здании вокзала и на перронах клубилось столько, что, казалось, снялся с насиженных мест и уезжает весь город.
Провожали первый эшелон. Ольга осмотрелась и взяла мужа за руку:
– Сашенька, ты посмотри… Одни мальчишки… Совсем мальчишки.
– Кто первым в военкомат прорвался, тот первым и уезжает. – хмуро ответил муж.
– Почему им сразу не выдали форму и оружие?
– Сказали, выдадут на месте, когда доедут.
«Тем, кто доедет» – привычно додумала Ольга невысказанную фразу.
Она обняла сына, прижалась к нему всем телом, целовала в шею, уши, ладони – везде, куда могла дотянуться.
– Сыночек, сыночек мой родной, любимый, бей гадину, бей, сколько сможешь! Но береги себя, слышишь? Костя, Костенька, береги себя!
Где-то далеко впереди призывно и тоскливо взвыл паровозный гудок.
Костя выпутался из кольца материнских рук, шагнул к отцу. Крепко обнялись. Молча. Потом Костя, вроде как в утешение, произнес:
– Ничего, пап, может, на фронте встретимся.
– Лучше не надо, – горько улыбнулся отец и попытался пошутить. – Ты забыл? Я военврач. Со мной на фронте лучше не встречаться.
Костя ещё раз крепко обнял отца, в очередной раз поразив его своей медвежьей силой, подхватил полупустой вещмешок и собрался бежать к вагону. Оглянулся. Мама стояла молча, беспомощно опустив руки. Костя бросил мешок на перрон, подскочил к матери, снова крепко обнял её и тихонько прошептал:
– Береги девчонок, мамочка! И мальчишку, что родится, береги! Я не знаю, что сказать ещё… Ты сама знаешь – победа будет за нами!
Но мать, похоже, ждала от сына совсем других слов. Она тоскливо и с надеждой смотрела на него. Он поздно это понял. Уже перекинув вещмешок через плечо, и собираясь бежать за дернувшимся, лязгающим, медленно катящимся составом, остановился, словно его молния ударила – при чём тут девчонки, братик, победа? Всё это мама и без него знает.
Он вернулся к матери, осторожно вытер ладонями слезинки с маминых щёк и сказал то, что было нужно:
– Я люблю тебя, мамочка! Люблю! Я буду писать!
Запрыгнул в медленно проезжающий мимо вагон и крикнул то, что кричали все:
– Я вернусь, мама!
Ольга обессиленно приникла к мужу и сказала:
– Он не вернётся, Саша. Наш Костя никогда больше не вернётся. Запомни его.