Но к тому моменту рука Константина Алексеевича успела продолжить свои странствия по Артемову рюкзаку, и видимо, случилось страшное, потому что его лицо приобрело вдруг заинтересованное выражение.
Артем почувствовал, как его сердце проваливается в пропасть, и закрыл глаза.
– Пятнадцать, – бесстрастно произнес усатый.
Кивнув, Артем отсчитал еще десять патронов и ссыпал их в ту же сумку. Ни один мускул не дрогнул на лице пограничника. Он просто сделал шаг в сторону, и дорога на Кузнецкий Мост была свободна. Восхищаясь железной выдержкой этого человека, Артем прошел вперед.
Следующие пятнадцать минут ушли на препирания с Михаилом Порфирьевичем, который упорно отказывался брать у Артема пять патронов, утверждая, что его долг намного больше, и прочее в том же духе.
Кузнецкий Мост ничем особенно не отличался от большинства остальных станций, на которых Артем успел побывать за время своего путешествия. Все тот же мрамор на стенах и гранитный пол, разве что арки здесь были особенные, высокие и широкие, что создавало ощущение необычного простора.
Но самое удивительное заключалось в другом: на обоих путях стояли целые составы – неимоверно длинные, такие огромные, что занимали почти всю станцию. Окна были озарены теплым светом, пробивавшимся сквозь уютные разномастные занавески, а двери – гостеприимно открыты…
В сознательном возрасте Артему ни разу не приходилось видеть ничего похожего. Да, оставались полустертые воспоминания о летящих и гудящих поездах с яркими квадратами окон – воспоминания из далекого детства, но были они расплывчаты, нечетки, эфемерны, как и другие мысли о том, что было раньше: только попытаешься представить себе что-то в деталях, восстановить в памяти подробности, как неуловимый образ тут же растворяется, утекает, как вода сквозь пальцы, и перед глазами не остается ничего… А когда он подрос, видел только застрявший на выезде из туннеля состав на Рижской да разрозненные вагоны на Китай-Городе и Проспекте Мира.
Артем застыл на месте, зачарованно рассматривая составы, пересчитывая вагоны, таявшие во мгле у противоположного края платформы, возле перехода на Красную Линию. Там, выхваченное из темноты четким кругом электрического света, с потолка свисало кумачовое знамя, а под ним стояли по стойке смирно два автоматчика в одинаковой зеленой форме и в фуражках, казавшиеся издали маленькими и до смешного напоминающие игрушечных солдатиков.
У Артема было три таких, еще раньше, еще когда он жил с мамой: один – командир, с выхваченным из кобуры крошечным пистолетом, что-то кричал, оглядываясь назад, наверное, звал свой отряд за собой, в битву. Двое других стояли ровно, прижав к груди автоматы. Солдатики, наверное, были из разных наборов, и играть ими никак не получалось: командир рвался в бой, а его доблестные воины замерли на посту, совсем как пограничники Красной Линии, и до сражения им не было никакого дела. Странно, этих солдатиков он помнил очень хорошо, а вот лица матери не мог вспомнить никак…
Кузнецкий Мост содержался в относительном порядке. Свет здесь, как и на ВДНХ, был аварийный, вдоль потолка тянулась какая-то загадочная железная конструкция, может, раньше освещавшая платформу. Кроме поезда, на станции не было решительно ничего примечательного.
– Я столько слышал, что в метро много потрясающе красивых станций, а как посмотришь, все они почти одинаковые, – поделился Артем своим разочарованием с Михаилом Порфирьевичем.
– Да что вы, молодой человек! Тут такие красивые есть, вы не поверите! Вот Комсомольская на Кольце, например, настоящий дворец! – принялся горячо разубеждать его старик. – Там огромное панно, знаете, на потолке. С Лениным и прочей дребеденью, правда… Ой, что же я это говорю, – быстро осекся он и шепотом пояснил Артему: – На станции полно шпиков, агентов с Сокольнической линии, то есть Красной, вы меня простите, это я все по старинке ее называю… Так что здесь потише надо. Местное начальство вроде как независимо, но ссориться с красными не хочет, поэтому, если те потребуют кого-то выдать, то могут и выдать. Не говоря уже об убийствах, – совсем тихо добавил он и боязливо осмотрелся по сторонам. – Давайте-ка найдем место для отдыха, я, честно говоря, ужасно устал, да и вы, по-моему, еле на ногах стоите. Переночуем, а потом дальше в путь.