– Нет, – сказал он впервые твердо и спокойно. – Я должен идти.

– Тогда мы доедем вместе до Павелецкой и там расстанемся, – помолчав, принял его выбор комиссар. – Жаль, товарищ Артем. Нам нужны бойцы.

Недалеко от Новокузнецкой туннель раздваивался, и дрезина взяла влево. Когда Артем спросил, что находится в правом перегоне, ему объяснили, что туда им путь заказан: через несколько сотен метров располагается форпост Ганзы, настоящая крепость. Этот неприметный туннель, оказывается, вел сразу к трем кольцевым станциям: Октябрьской, Добрынинской и Павелецкой. Рушить этот межлинейник и уничтожить тем самым такой важный транспортный клапан Ганза не собиралась, но использовался он только ганзейскими тайными агентами. Если кто-то чужой пытался приблизиться к форпосту, его уничтожали еще на подступах, не давая даже объясниться.

Через некоторое время за этой развилкой показалась и Павелецкая. Артем подумал, что правду говорил кто-то из его знакомых на ВДНХ, что когда-то все метро из конца в конец было можно пересечь за час, а ведь он тогда не поверил. Эх, будь у него такая дрезина…

Да только не помогла бы и дрезина, мало где можно было проехать вот так просто, с ветерком, может, только по Ганзе и еще по этому вот участку.

Нет, незачем было мечтать, в новом мире такого больше быть не могло, в нем каждый шаг давался ценой невероятных усилий и обжигающей боли. Те времена ушли безвозвратно. Тот волшебный, прекрасный мир умер. Его больше нет. И не стоит скулить по нему всю оставшуюся жизнь.

Надо плюнуть на его могилу и больше никогда не оборачиваться назад.

Перед Павелецкой никаких дозоров видно не было, расступилась только, давая проехать и уважительно глядя на их дрезину, кучка бродяг, сидевшая метров за тридцать от выхода на станцию.

– А что, здесь никто не живет? – спросил Артем, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. Ему совсем не хотелось остаться одному на заброшенной станции без оружия, еды и документов.

– На Павелецкой? – товарищ Русаков удивленно посмотрел на него. – Конечно, живут!

– Но почему тогда застав нет? – упорствовал Артем.

– Так это ж Па-ве-лец-ка-я! – встрял Банзай, причем название станции он произнес со значением, по слогам. – Кто же ее тронет?

Артем понял, что прав был тот древний мудрец, который, умирая, заявил, что знает только то, что ничего не знает. Все они говорили о неприкосновенности Павелецкой как о чем-то, не требующем объяснений и понятном каждому.

– Не в курсе, что ли? – не поверил Банзай. – Погоди, сейчас сам все увидишь!

Павелецкая поразила воображение Артема с первого взгляда. Потолки здесь были такими высокими, что факелы, торчащие во вбитых в стены кольцах, не доставали до них своими трепещущими сполохами, и это создавало пугающее и завораживающее ощущение бесконечности прямо над головой. Огромные круглые арки держались на стройных узких колоннах, которые неведомым образом поддерживали могучие своды. Пространство между арками было заполнено потускневшим, но все еще напоминавшим о былом величии бронзовым литьем, и хотя здесь были только традиционные серпы и молоты, в обрамлении этих арок полузабытые символы разрушенной империи смотрелись так же гордо и вызывающе, как в те дни, когда их выковали. Нескончаемый ряд колонн, местами залитый подрагивающим кровавым светом факелов, таял в неимоверно далекой мгле, и не верилось, что там он обрывается. Казалось, что свет пламени, лижущего такие же грациозные мраморные опоры через сотни и тысячи шагов отсюда, просто не может пробиться через густой, почти осязаемый мрак. Эта станция некогда была, верно, жилищем циклопа, и поэтому здесь все было такое гигантское…