Еще страшней были нападения на хранилища. Сколотившиеся группы бандитов, шатавшиеся в бесчисленных переходах Муоса, нападали на охрану складов, убивали и уносили всю еду, бросали к грани голодного вымирания целые поселения, не оставляя им иного выбора, как нападать на соседей, чтобы точно так же отвоевать себе кусок.

В первые же месяцы наспех созданные Силы Безопасности и отряды самообороны поселений объявили беспощадную войну бандитизму и преступлениям. Здесь было не до гуманизма и судебных тяжб – застигнутых расстреливали на месте или публично линчевали, избивая до смерти. Но далеко не всегда преступников ловили с поличным, гораздо чаще им удавалось скрыться, и полуголодные самозваные сыщики редко находили реальных виновников. И тогда собственное бессилие и слепящая ненависть заставляли их видеть следы преступления даже там, где их не было, убийцами объявляли ни в чем не повинных людей на основе одних лишь сомнительных предположений. Обезумевшие от жажды мщения поселенцы набрасывались на своих соседей только из-за того, что следы воров вели примерно в их сторону, после чего не только убивали тех, кого подозревали, но порою, опьянев от крови, вырезали их семьи, не жалея ни детей, ни женщин, ни стариков. И никто никогда не узнает, сколько невинных казнено в пылу безумной ненависти. Поэтому очень скоро неорганизованное дикое правосудие стало почти такой же проблемой, как и сама преступность.

Декретом Президента Валерия Иванюка в системе Сил Безопасности были созданы суд, прокуратура, адвокатура, следотдел и группа исполнения приговоров, в которые были набраны вчерашние работники правоохранительных органов. Но правосудие, скопированное с довоенного, оказалось неэффективным в условиях Муоса. Бюрократизированное расследование и судебные процессы, даже при максимальном их упрощении, были слишком длительны и не могли справиться с преступностью. Да и голодный и разваливающийся на части Муос был не в состоянии содержать большой правоохранительный аппарат. Со временем суд, прокуратура, адвокатура и палачи были сокращены. Остались одни следователи, которые сочетали в себе все эти функции. Письменный процесс тоже полностью упразднен; единственным документом, заменившим многотомные уголовные дела, стал рапорт следователя, содержавший в себе краткие результаты расследования, статьи обвинения и приговор. И никаких апелляций и обжалований быть не могло, потому что приговоры приводились в исполнение немедленно, а зачастую исполнялись еще до вынесения. Следователям были даны такая власть и такие полномочия, от которых обычный человек даже с высоким уровнем нравственности мог стать кровавым беспредельщиком. Но следователи не были обычными людьми…

Дмитрий Остромецкий – первый начальник следотдела Муоса, а проще – начсот. Он сам отбирал первых следователей и сам написал Уголовный закон. И этот Уголовный закон знали наизусть все следователи единого Муоса, потом Центра, а потом и Республики. Этот Закон стал их библией, по которой они работали и жили, потому что ничего, кроме работы, в их жизни не было. Они стали монахами правосудия: следователь не мог иметь жену и детей, у него не должно было быть женщин, он отрекался от своих родных и друзей, он забывал родное поселение и не должен был общаться ни с кем, кроме начсота. У следователей не было своего дома, кроме четырех шконок на десятерых в маленьком засекреченном следственном бункере, где-то в Центре. Да и это нельзя было назвать домом, потому что следователь в следотдел появлялся, лишь чтобы сдать рапорт и получить новое задание. У следователя не было личного имущества, кроме того, что лежало в рюкзаке, да и много ли положишь в рюкзак, занятый криминалистическими приспособлениями, запасом еды и воды. Следователь не получал зарплату и ему не определялся паек. Но Закон установил обязанность для администраторов и граждан всех поселений обеспечивать следователей необходимым: ночлегом, пищей, любой требуемой помощью в проводимом расследовании. Отказ от всех и всего, особое мышление и внушенная священная вера в Закон гарантировали абсолютную неподкупность следователей и их нечеловеческую работоспособность. Десять следователей во всем Муосе делали то, что раньше не смог бы сделать крупный отдел милиции вкупе с прокуратурой и судом.