– Хочется чего? Крови? – осторожно уточнил один из слушателей, Митя Самохвалов.

Митя работал в столовой, помогал своим родителям-поварам. Питался он лучше многих, а работал меньше. Из-за этого Мите многие завидовали. Прозвище «Самосвал» приклеилось к нему еще пять лет назад, когда несколько раз упал, как говорится, на ровном месте, чем очень позабавил сверстников.

Гришу вопрос слегка смутил. Он нахмурился, почесал бритый затылок и произнес:

– Да нет, наверное… Как раз кровищу я не люблю. Но не в ней дело. Хочу снова увидеть мир, который мы потеряли. Да, он изменился. Сильно изменился. Но все равно там круто. Серо, страшно, но круто.

– Всяко круче, чем под землей киснуть… – подала голос Лена Рысева. Она сидела рядом с Митей и внимательно слушала рассказ новоиспеченного охотника.

Дочь командира сталкеров, работавшая медсестрой, тоже готовилась к своему первому рейду. Ей уже исполнилось семнадцать лет, но полковник не спешил посылать девушку в рейд. На станции шептались, что отец Лены, воспользовавшись своим положением, уговорил отсрочить экзамен хотя бы на год. Другие говорили, что Рысеву потому не гонят наружу, что медики слишком редкие и ценные работники, и жертвовать ими неразумно.

– Точно-точно, – улыбнулся Самсонов, посматривая украдкой на Лену.

Рысева была хороша собой, стройна, спортивна. Сразу привлекали внимание густые рыжие локоны, обрамлявшие миловидное лицо, с которого не сходила легкая улыбка. Большинство девушек либо сбривали волосы совсем, либо стригли очень коротко – сказывался дефицит воды и мыла. Но дочь сталкера могла себе позволить неслыханную роскошь: отпустить косу. Не удивительно, что подруги завидовали Лене, а юноши засматривались на нее. И Гриша не был исключением. Но подойти и заговорить Самсонов не решался. Все-таки дочь самого Рысева… К тому же Гриша Самсонов считал, что личную жизнь устраивать пока рано.

– А еще. Вы только не подумайте, что у меня с головой не все в порядке, – добавил Самсонов, помявшись. – Но когда я убивал эту тварь… Этого адского песика, брызгающего слюной… Когда я всадил в его уродливую морду две пули подряд, я понял, каково это – жить.

– Бред, – фыркнул Самохвалов.

– Нет, Мить, не бред, – произнесла тихо Лена, не сводя глаз с героя дня. – Я поняла, что он хотел сказать. Многие сталкеры и солдаты говорили примерно то же самое…

На этом маленькое событие, приковавшее внимание почти всех жителей «Проспекта», закончилось. Гриша улизнул в свою коморку отсыпаться, Митю позвали на кухню, остальные слушатели разбрелись кто куда.

Одна Лена осталась сидеть на корточках посреди станции. Она снова и снова прокручивала в голове рассказ Гриши, сопоставляла с тем, что слышала от других.

«Подготовка, значит, ад. А охота, значит, фигня, – размышляла Лена. – Что-то не верится. Сдается мне, Гришка просто пугать не хочет нас, будущих охотников. Отец говорит, что там везде ад. На каждом шагу. А папа знает, что говорит…»

«Кстати, этот Гриша интересный, – думала Лена, возвращаясь домой, чтобы приготовить ужин отцу. – Митя, конечно, тоже парень классный, добрый, обходительный. Но Гришка сильнее. Кстати, странно, живем на одной станции, каждый день здороваемся, и ничего друг о друге не знаем… А может, это и не странно. Тут, в метро, все люди с годами мебелью становятся. Но пока, – оборвала себя Лена, – главное – вылазка. Я должна справиться. Я. Должна. Справиться».

Она шла по гранитным плитам перрона, направляясь к входу в технические помещения. Именно там, в самом элитном, привилегированном «квартале» жилой зоны, располагалась их квартира, состоящая из двух крохотных комнаток: спальни и гостиной. Здесь имелись отдельный водопровод, душ, кухня. Обычные жители «Проспекта» пользовались общими удобствами.