«Выдать подателю сего сто патронов».
– Вот, – прошептала она, – придешь на Китай-город, спросишь там Лёху Фейсконтроля – его всякий знает. Он тебя наградит.
– Ладно, – проворчал часовой, – возьму грех на себя, открою тебе дверь – иди, девка. Жалко мне тебя. У меня тоже дочка была. Маринкой звали. До шести лет не дожила, умерла – больная родилась. Отчаянная ты, девка. Беги, да поскорей. Тут туннель нехороший, так ты стерегись – авось пройдешь.
Ника выбралась наружу и поплелась по шпалам. Записка, выданная часовому, была, конечно, филькиной грамотой. Лёха и не подумал бы отдавать за нее такую кучу патронов. «Неужели все-таки мне повезло? Пока это все обнаружится, я буду уже далеко. Да и на Китае меня не обидят, а вот если охранник туда притащится, пусть пеняет на себя».
Тот смотрел ей вслед, сжимая клочок бумаги. Он в любом случае остался не внакладе: ему достались все ее вещички. Был приказ вышвырнуть бродяжку, не переводить на нее казенные харчи. «Так чего ж плохого, – думал он, – если и о себе позаботиться? Ведь не за хорошие дела девку упекли».
Ника брела по туннелю, вспоминая все те ужасы, что ей рассказывали об этих подземных коридорах: о хищниках, которые бесшумно подкрадываются к жертве; о призраках, встреча с которыми сулит смерть, – жуткой Мамочке, Черном Машинисте. Редко случалось Нике оказаться в туннеле совсем одной, да только сегодня другого выхода у нее не было. Она на все была готова, лишь бы не сидеть взаперти, лишь бы вырваться из той вонючей камеры. По крайней мере, еще недавно ей так казалось. Но теперь, в темноте, страх навалился на нее, опутал, точно ватное одеяло, мешал дышать. «Что за шорох там, сбоку? Крыса? Или человек? А может, кое-что похуже – создания, живущие в самых глубоких туннелях, которые иногда выползают поближе к людям?» Ей приходилось слышать о гигантских пауках, каждый раз сплетавших сети на новом месте, о странных безглазых тварях с неимоверно развитым чутьем. А где-то неподалеку находился мертвый перегон, о котором рассказывали такое, что многие предпочли бы умереть заранее, только бы не попасть туда. И морлоки-людоеды – далеко не самое страшное, с чем там можно было столкнуться. Зажимая рот рукой, чтобы не скулить от страха, Ника молилась, чтобы смерть, если настигнет ее здесь, оказалась быстрой и безболезненной. «Неужели я тебя больше не увижу?» – прошептала она, вспоминая серые холодные глаза, упрямый подбородок, светлые короткие волосы. Он бы не испугался, он сумел бы защититься сам и защитить всех, кто оказался поблизости. Ника, думая о нем, приободрилась немного. Ей казалось, что еще чуть-чуть – и она выйдет к станции. И тут девушка почувствовала, что в туннеле есть кто-то еще. Она даже не услышала – ощутила чужое дыхание. И замерла обреченно, не в силах сделать ни шагу.
Сразу вспомнились рассказы няньки. Укладывая маленькую Нику, та тихонько говорила:
«Нельзя по туннелям ходить одной. Бродят там души мертвые, неупокоенные, и деваться им некуда. Попадется им живой – начинают ему нашептывать, к себе звать. Не раз уж находили таких-то – лежит в туннеле человек. От чего помер, неизвестно, и на лице – страх. А бывает, что и улыбка – нашептали ему. Заманили».
Через несколько секунд Ника все же осмелилась тихо-тихо шагнуть вперед – и наткнулась на что-то мягкое. Тогда, не выдержав, она вскрикнула, рванулась, споткнулась, упала, чувствуя, как на нее наваливается что-то, и ожидая неминуемой смерти. Ей казалось, что она ощущает дыхание зверя у себя на затылке, что зубы его уже впиваются ей в шею. Но вместо этого рот ей зажала маленькая лапка.