– Поискать бы, – прогудел Саня. Маска искажала звуки, Датчанину послышалось: «Поикать бы».
– Сам ищи, – огрызнулся Кишка. – Ишь, умный какой выискался. А мне, может, еще пожить охота.
– Стой, – крикнул Истомин уже развернувшемуся Сане. – А то и тебя искать придется. Пошли уже. Сам он виноват. Где ты его теперь найдешь – его, небось, уже в Кремле доедают.
Резаный поколебался, но все же благоразумие, видимо, взяло верх, и он поплелся за спутниками.
На станции их встретили с восторгом. Такого изобилия консервов здесь не видели давно. Правда, несколько человек траванулось – видимо, частично консервы были порченными, – но такое случалось и раньше, и особого значения этому не придали. К пропаже Скелетона почти все отнеслись философски – кроме Сани. Тот стал как-то задумываться, иной раз подходил к Датчанину и спрашивал:
– Ты как думаешь – он вправду в Кремль ушел? Ведь это он Невесту первый увидел, небось? А с нами-то ничего не будет? Может, не стоило туда ходить, командир?
Датчанин не знал, что отвечать на такие вопросы.
А потом стал задумываться и Кишка. И однажды пропал куда-то со станции. Так и не дознались, куда. Вроде бы он отправился наверх – но больше его никто не видел. Спустя пару дней после его пропажи к Датчанину вновь подошел Саня.
– Слышь? – спросил он. – Ты что про Кишку думаешь?
– Не знаю, – честно сказал Истомин.
– А я думаю, пошел он опять к тому дому, за хавчиком. Да там и остался. Жадность его сгубила. Он меня с собой звал, да я не захотел.
Датчанин опять пожал плечами.
– А скорее всего, он туда даже не дошел, – задумчиво пробормотал Саня. – Может, в Кремль по пути свернул. А нас не было, остановить некому было. А может, кто-нибудь из тварей водяных его уволок. Или он у того типа остался, который на канале сидит. Тот его, небось, тоже своей Ленке в компанию приспособил. Надо бы в этом разобраться.
– Я не пойду, – отказался Сергей. – И тебе не советую.
– Кишка мне друганом был, – вздохнул Резаный. – И Скелетона жалко. Может, не вовсе он пропал, а заблудился только? Может, их еще спасти можно?
– Брось, – сказал Датчанин. – Неподготовленные наверху в первый день-два погибают. Да и фильтры, опять же, не вечные. Даже если не сожрет никто, радиация доконает.
Но он чувствовал, что его доводы кажутся Сане неубедительными – видно, идея поискать друзей крепко запала тому в голову. А попутчиков себе Резаный так и не нашел – услышав, что идти надо чуть ли не под стены Кремля, даже бывалые бандиты начинали креститься. И в один прекрасный день Саня тоже пропал со станции. У Датчанина были кое-какие мысли на этот счет, но он благоразумно держал их при себе.
Сталкера мучила совесть. Он все яснее понимал, что сам виноват во всем: «Надо было сразу от этой затеи отказаться. Зачем я потащил на поверхность неопытных, по сути, мальчишек? Ну, пусть не принесли бы добычи. Но зато все были бы живы. Как ни крути, а я, выходит, за них в ответе».
Иногда приходили мысли и похуже. Ведь не такими уж были они неопытными – всем, кроме Скелетона, случалось уже бывать на поверхности. Но Датчанина не оставляло подозрение, что они каким-то образом «засветились» тогда у Кремля. Попались на глаза чему-то такому, что вовсе не собиралось отпускать их обратно. Оттого его спутники и не находили себе места, вернувшись на станцию. И при первой возможности ушли обратно – поодиночке.
А о странном незнакомце, встреченном в доме на набережной, Сергей старался вообще не вспоминать. Иногда ему казалось, что все это ему приснилось. Единственное, что было реальностью – принесенные на станцию консервы.