– Нельсон, ты знаешь, что она мертвая?

– Конечно, знаю, – ответ прозвучал глухо, практически неслышно.

Здесь не было ее тела. Так же как не будет и его костей. Смешно было рассчитывать на смерть от болезни или, пуще того, от старости с его-то профессией. Нель давно дал себе слово, что, почувствовав приближение конца, он соберется и уйдет на поверхность. Как бродячие коты, которые, чуя смерть, уходят умирать прочь в неизвестность.

А он не пришел к ней. Ни разу. Несмотря на то, что обещал. Боялся. Не хотел видеть, что сделало с ее телом время за долгие пять лет. Обещал сохранить ее в своей памяти живой, но воспоминания поблекли и потускнели, как старые фотокарточки.

Инвалид не раз говорил ему отпустить ее. Но уж слишком тяжел был груз вины, тянувший мародера на дно.

– Так чего кости не уберете-то? – переспросил караванщик.

– А какой в этом смысл? – спросил Нельсон, усилием воли прогоняя лицо жены, вновь возникшее перед внутренним взором. – Лежат и не мешают. Даже не воняют, скорее всего. Двадцать лет прошло.

Нечему было вонять. Разорванная и истлевшая одежда покрывала собой обглоданные временем и зверьем кости. Там больше нечему было гнить.

– А вот в стекла вы зря светите, – заметил Нельсон, переводя тему. – Кто бы там, в этих квартирах не спал – будить их не стоит, уж поверьте мне.

Он привычным движением вскинул руку, чтобы посмотреть на часы и приблизительно рассчитать, сколько времени займет переход до «Энергетика». Выходило, что если не задерживаться на «Куклах», то можно успеть до рассвета.

А это очень важно. Успеть до рассвета. Пожалуй, если бы мародер умел бы писать книги, то именно так он назвал бы свою. О жизни после конца света.

На появление людей на проспекте никто не отреагировал. За ними наблюдали, это было очевидно для Нельсона, но или считали их слишком опасными, либо, наоборот, добычей, не заслуживающей внимания.

А может, выжидали момента, чтобы напасть. Этот вариант тоже никак нельзя было списывать со счетов.

– Идем, – тихо, но так, чтобы каждый в команде услышал, приказал Ван.

Взаимодействия в команде были отработаны до автоматизма. Никому не приходилось кричать, указывая место в строю: хозяин каравана просто приказал, и бойцы тут же построились, образовав пятиугольник и прикрывая каждый свой сектор.

На острие был Тай. В броне из стальных листов и с пулеметом в руках он, видимо, играл роль буфера для мутантов, принимая на себя основной удар. Нельсон плелся в хвосте. Это было намного опаснее, чем идти в центре, но в любом случае лучше, чем ходить одному.

Но он все равно предпочитал двигаться по городу в одиночку. С одной стороны – да, прикрывать тебя некому. Но ведь и тебе не надо отвлекаться на то, чтобы прикрывать кого-то.

Да и любил он это состояние. Не расслабляешься, рассчитываешь только на себя, все резервы организма мобилизованы, все силы направлены на то, чтобы сохранять бдительность…

Нельсон продолжал механически перебирать ногами, следя только за тем, чтобы не отстать от спутников. Невольно расслабившись, стал задумываться.

А ведь ничем для него переход не отличался от поверхности. Тяжелые свинцовые облака были бетонным потолком, редкие звезды – тусклыми светодиодными лампами. Правда, в переходе никто не пытался его съесть, но это только потому, что он был если не самой большой, то уж точно самой злой и голодной акулой.

Зато после смерти Нельсона падальщики будут радостно пировать. Или наоборот – передерутся за его наследство.

Когда отряд свернул на проспект Вахитова, Нель вынырнул из пучин своих мыслей и дотронулся пальцем в прорезиненной перчатке до стекла противогазной маски. Пленки, препятствующие запотеванию, давным-давно закончились, поэтому перед каждым выходом на поверхность мародер тщательно натирал стекла вонючим хозяйственным мылом. Дедовский способ работал.