Когда Ерофеев и Евгений Сергеевич прибежали к месту происшествия, дерущихся уже разняли.

– Вот, тут два деятеля свалку затеяли, – объяснил ситуацию рослый оружейник Азат, могучими руками поддерживающий за шкирки насупившихся драчунов.

Под левым глазом Ежи набухала длинная царапина, в то время как Птах обиженно размазывал по бороде и усам сочащуюся из носа кровь.

– Этот ваш юродивый пытался карты поджечь! – начальник калининградского отряда злобно ткнул в Птаха пальцем.

– Без карточек-то дорога трудная, неисповедимая, – обиженно мычал всхлипывающий старик. – Не зная пути, до цели не дойти. Нельзя плыть, нельзя!

– Да этим документам цены нет! – выкрикнул ему в лицо Ежи. – Без них мы ничего не сделаем! По морю вслепую идти – что акулам в зубы!

– Слепые, слепые, – снова утерев кровь, улыбнулся Птах. – Ионы во чреве китовом.

– От них жизни людей зависят! – брыкнулся в мертвой хватке Азата Ежи. – Жизни, понял? Слышишь, ты?!

– Перестаньте шуметь, – примирительно поднял руки Ерофеев. – И примите наши извинения. Кто ж знал-то, что Птах такое выкинет…

– Извинения! – пробурчал нахохлившийся калининградец. – Таких в изоляторах держать надо!

– Юра, распорядись, – кивнул своему помощнику Евгений Сергеевич.

Азат отпустил противников, и несколько рослых парней из местных живо скрутили старика, который и не думал сопротивляться.

– Ты, дед, извини, – сказал Ерофеев, – но нам конфликты с гостями не нужны. Придется тебе в одиночке посидеть.

– Посидит, посидит пташка в клетушке, – покорно забормотал уводимый по коридору старик. – Нахохлилась, знай, перышки чистит. Один к одному. Один к одному.

Сбежавшиеся на гвалт зеваки постепенно расходились.

– Еще раз извините, – Ерофеев посмотрел на Ежи, который отодвинул опасную карбидку подальше и бережно укладывал карты обратно в рюкзак. – Вам помочь?

– Не утруждайтесь, – через плечо буркнул тот. – На днях нужно организовать вылазку по окрестностям за необходимым для лодки. Поможете?

– Разумеется. Чем сможем…

– Вызывали? – буркнул протиснувшийся в дверь Батон, и комнату старейшин тут же наполнила кислая вонь перегара.

– Завязывал бы ты с сивухой, Мишаня.

– Чего надо, спрашиваю?

– Садись, – Ерофеев указал охотнику на стул. – Калининградская группа отправляется к разрушенной базе учебного центра за необходимым снаряжением для лодки. Нужен проводник.

– Сейчас нельзя. Тварь там какая-то в районе старого аэродрома появилась, еще не разобрался, – нехотя отозвался Батон и поскреб подернутую щетиной скулу. – Добытчики ее Матерью окрестили. Буренок да залетных мародеров за милую душу дерет. А чего, там их ферма неподалеку – вот ей и жрачка, и кров.

Животноводческую ферму Пионерска, окруженную лугами, усеянными метровыми цилиндрами тюков из травы, выбирающиеся на поверхность добытчики обходили стороной. Поползли слухи о безмозглых и свирепых курицах размером со страуса и двухголовых боровах с перекрученными телами. Но самыми опасными представителями новой живности в окрестностях фермы стали коровы. Безобидные, греющие сердце русского человека милые пятнистые буренки под воздействием неведомых ядов превратились в хищных тварей с вытянутыми мордами и пастями, усеянными несколькими рядами острых, как бритвы, зубов.

Мясо их казалось съедобным, но после нескольких отравлений и короткой вспышки непонятной сыпи у детей, от него пришлось отказаться. А из вымени у этих чудовищ, по слухам, сочилась настоящая кислота.

– Что-нибудь еще известно? Видели ее? – придвинулся начальник службы безопасности, Евгений Сергеевич.