Итак, оперативная информация для того, чтобы превратиться в доказательство, должна быть документально оформлена и передана особым способом в уголовное дело (об этом порядке мы говорим отдельно).

Довольно часто доказательство сбыта формируется так – оперативники говорят на словах в ходе допроса на следствии или в суде, что у них «имелась оперативная информация о причастности обвиняемого к сбыту». И никак эти слова не подтверждают. Либо в подкрепление слов могут прилагаться рапорты оперативников с таким же незамысловатым содержанием: «у нас была информация о том, что гражданин такой-то причастен к сбыту».

Иначе говоря, результаты ОРМ не оформляются отдельными актами по результатам «наблюдения» или «проверочной закупки».

Такая оперативная информация не должна работать. Слова оперативника, его рапорт о том, что «информация есть» – это просто предположение.

Пример: обвиняемый задержан с «весом на кармане». Тут же проведен обыск в его жилище, в ходе которого изъяли наркотики в крупном размере, а также оборудование и материалы для их производства. Суд первой инстанции указал, что умысел на сбыт очевиден, и подтверждается он количеством вещества, а также тем, что «имелась оперативная информация», существующая как раз в таком виде – слова оперативников и их же рапорт с аналогичным содержанием. Кассационный суд приговор изменил и сбыт убрал – осталось только хранение (ст.228 УК). Цитата: «Сам по себе рапорт оперуполномоченного о наличии информации о том, что осужденный занимается незаконным оборотом психотропных веществ, который ничем иным не подтвержден, не может служить достаточным основанием для вывода о том, что осужденный занимался незаконным сбытом психотропных веществ». Одного количества вещества недостаточно, а факт производства наркотиков не говорит о том, что осужденный изготавливал их не для себя, а на продажу. (Кассационное определение Второго кассационного суда общей юрисдикции от 03.06.2021 N 77-1611/2021).

Это пример из личной практики автора и, как и любое дело, в нём сработало несколько нюансов, но главный вывод довольно чёткий – недостаточно просто назвать слова оперативников оперативной информацией и на этом построить дело.

Итак, слова – это просто слова, даже если их говорит сотрудник полиции. К сожалению, очень много дел на этих словах и сформированы. Однако, как видно из примера, эти слова можно из дела «вышибать» – но только если ничем другим они не подкреплены. Например, если обвиняемого «поймали за руку» на проверочной закупке, или есть прослушка/переписка, подтверждающая договоренность о сбыте, то строить защиту на голословности оперативников бесперспективно.

Конечно, опытный читатель тут же возразит, что оперативники всегда скрывают источник оперативной информации, они при этом ссылаются на гостайну и этого хватает (Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» позволяет такое). Но, опять-таки, эта отговорка работает, если по делу есть хоть что-то ещё кроме ужасно секретной «оперативной информации» и если эта информация оформлена как надо и передана в дело.

Кстати, защита иногда пытается ловить показания оперативников на такой довод – свидетель должен указать источник своей осведомленности (ч.2 ст.75 УПК), поэтому отговорка про гостайну не должна приниматься. Но это не работает в силу прямого указания закона «Об ОРД».

Другой вариант неправильной «оперативной информации» – это когда суд ссылается на нее в приговоре и она, хоть и подтверждена документально, но непосредственно о сбыте ничего не говорит.