«Как же тут чудесно», — довольно думала Милена, сидя после тренировки на лавке со сторожем Михалычем и гоняя чаи. Старик в очередной раз по её просьбе рассказывал историю из своей жизни. Она у Михалыча была бурная и интересная. В нулевые он попался на глаза чёрным риэлторам. Квартиру отобрали — старик одинокий, защитить некому. Тогда же Виктор как раз искал сторожа на базу и по чистой случайности попал в ту больницу, где лежал избитый Михалыч. Так старик оказался пристроен и с тех пор живёт в домике охранника, работает за все смены сразу. Да и что тут воровать? Разве что собак.

— Витёк у нас как ангел-хранитель: меня обогрел, с тобой как с дочерью обращается — в общем, делом благородным занят, — одобрительно говорил старик.

Милена нащупала его сморщенную руку и сжала в ободряющем пожатии.

— Милен, пять часов уже, — услышала она крик Виктора.

— Домой мне пора, — грустно вздохнула Милена. — А так бы и осталась.

— А ты оставайся в следующий раз, — весело предложил Михалыч. — У меня и раскладушка есть.

— Да, может и останусь. До завтра, — попрощалась девушка и отправилась на голос Виктора.

— До завтра, Мила.

Стоило попасть домой, как с порога раздалось недовольное бурчание матери:

— Явилась? Опять собачатиной пропахла. Мыться иди. Подстриглась бы, Мила. Ходишь как пугало. Один глаз чёлкой занавесило. Может, я тебя, как папу, под машинку подстригу?

— Оставь мои волосы в покое. Бабушка Ира говорит, что мне эта прическа идёт. А чёлка висит, так и плевать. Всё равно ничего не вижу, — буркнула Мила, проходя в свою каморку за домашней одеждой.

«Вот так всегда. Она ни разу меня дочерью не назвала. Только Мила. Посторонним что-то обо мне рассказывает и то же самое: эта, она, Мила. А вот мой братик у неё Сашечка, сыночек, сыночка, сынуля. Зойка — доченька и солнышко. Папа хоть изредка дочерью называет», — с тоской подумала девушка.

Поначалу она сильно расстраивалась и даже обижалась. Складывалось впечатление, будто она им и не родная вовсе. Потом Мила как-то смирилась. Всё же пусть и не любимая дочь, но от неё не отказались. В пище не обделяют. Одевают. Образование дали. Уж лучше так, чем в детском доме. Мила слышала, что там вообще полный мрак. «Ничего, зато меня дедушки и бабушки любят», — тихо прошептала она, успокаивая себя.

4. Глава 3

Заутра — утром, утро.

Утечи — уйди.

Катуна — жена.

Грустко — грустно.

Укорити — обидеть.

Экий — какой.

Ярый — буйный, грозный.

Чи — разве.

Свара — ссора.

Слух — доносчик.

Крамола — измена.

Докамест — пока.

Эрио быстрым шагом передвигался по замку. Слуги, попадавшиеся на пути, тут же прижимались к стенам и, приветствуя правителя, склонялись в глубоком поклоне. Его путь лежал в кабинет. Туда придёт Желан, его верный помощник, но сначала он должен увидеть мать.

Эрио нашёл её в большой тронной зале. Огромное помещение с белыми колоннами, увитыми искусно выкованными из бронзы цветами, поражало роскошью: полы из драгоценного мрамора, украшенные мозаикой стены и витражи в окнах — все здесь было призвано ошеломить, заставить просителей склониться перед величием правителя. На престольном месте стояло два трона белого золота, а над ними распростёр свои крылья символ рода, ведь Гавран значит «ворон».

Эрио пересёк залу и остановился, разглядывая женщину перед собой. Пышное голубое платье, нескромно открывающее часть груди, без единого седого волоска темные каштановые волосы, яркие голубые глаза и крашеные багрянцем губы — Рокзана не утратила красоты даже в свои почти пятьдесят зим. Еще раз окинув мать пренебрежительном взглядом, он скривился.