– Смотрите на черный круг перед собой, – произнес голос. – На счет «три» – выдохните и задержитесь в таком состоянии.

После выдоха в мое лицо направили лучи, вернее на лоб, и через несколько секунд лучи отключили. Дальше меня заставили расписаться, что я и сделал, потому что высказывать свое мнение о правах и свободе в данной обстановке не имело смысла.

В конце концов нашу группу повели по коридорам в подземное здание и оставили в большом помещении, похожем на бомбоубежище с серыми стенами, только с двухэтажными нарами. Когда охрана ушла, я огляделся, понимая, что произошло что-то серьезное, о чем никто из нас не знает, а местные служащие не рассказывают. В помещении уже были люди не из общины, они растерянно и устало смотрели на то, как мы располагаемся по местам, и я решился поговорить с ними.

– Кто его знает, зачем нас сюда привезли, – пожал плечами крепкий мужчина в клетчатой рубашке. – В воде же что-то обнаружили, люди стали болеть…

– Да при чем тут вода, – махнула рукой молодая женщина. – Это в химической лаборатории авария произошла. Там что-то с вирусами связано.

– Говорят, утечка чего-то заразного, – поддержал разговор парень в очках. – Через воздух и воду постепенно распространялось, поэтому люди стали болеть. А потом вирус мутировал, и вот такой волной проявился.

Из разговоров я понял, что все слухи сходятся на болезни, которая последнее время стала поражать людей. Ее появление предполагалось из разных источников, но было в ней странное – болезнь не поражала детей. Люди говорили о тяжелых последствиях заражения и даже смертях, но для меня эти факты стали неожиданными, потому что в нашей общине никто не болел и не умирал за последнее время.

– Как давно это началось? – спросил я.

– Года три, четыре, – неопределенно протянул парень в очках. – Но последние два года очень сильно. У меня умерло много знакомых.

– Будь проклята эта зараза… – заплакала женщина, что сидела поодаль от нас и слушала разговор. – Она забрала всю мою семью. Только трехлетний внучок остался.

– Сожалею вашей утрате, – сказал я, присев перед женщиной на край пустой койки. – Простите, а где ваш внук? Здесь детей не видно.

– Его забрали еще там, в городе, – всхлипнула женщина, протирая глаза платком. – Когда нас в автобусы собирали. Деток отдельно отсаживали.

Я отпрянул, растерянно глядя на собеседницу.

– Насильно отбирали?

– Нет, – женщина закачала головой. – Внучок мой без родителей остался, я ведь даже опекунство не успела оформить. Когда люди вокруг попа́дали, не все потом поднялись. Чьи-то детки остались без присмотра, а какие-то в этот момент были просто на улице, вот их сразу забрали без опроса. Для сохранения.

– А если дети с матерью? – напряженно предположил я.

– Этих с матерями и увезли. Только их отдельно селят. Может, сохранят от заразы проклятой.

Действительно, никого с детьми и самих детей за все время, как нас привезли в серый город, в окружении не было. Это значит, что Мию отселили с такими же матерями в отдельные помещения. Нужно искать здания с детьми, это даже упрощает варианты поиска.

Чуть позже нас повели в столовую. Это такое же помещение, в котором нас поселили, только вместо коек стояли длинные деревянные столы с лавками с обеих сторон. Алюминиевая посуда, которую я видел еще ребенком в подвале нашего дома, эта посуда осталась со времен молодости дедушки Алексиса, и нарезанный хлеб на общих тарелках – это все, что было на столах. Остальное разносили помощники. К нам направилась молодая темноволосая девушка с тележкой на колесах, на которой стояла большая кастрюля. Девушка шла вдоль лавок и наливала суп в чашку каждому.