770 Зависть и взоры свои отвратила от мерзостной. Та же

Встала лениво с земли и, змей полусъеденных бросив,

Вон из пещеры своей выступает медлительным шагом.

Лишь увидала красу богини самой и оружья,

Стон издала, и лицо отразило глубокие вздохи.

775 Бледность в лице разлита, худоба истощила все тело,

Прямо не смотрят глаза, чернеются зубы гнилые;

Желчь в груди у нее, и ядом язык ее облит.

Смеха не знает, – подчас лишь смеется, увидев страданья.

Нет ей и сна, оттого что ее возбуждают заботы.

780 Видит немилые ей достиженья людские и, видя,

Чахнет; мучит других, сама одновременно мучась, —

Пытка сама для себя. Хоть богине она ненавистна,

Кратко Тритония123 все ж с такой обратилась к ней речью:

"Ядом своим отрави одну из рожденных Кекропом, —

785 Ту, что Аглаврой зовут. Так должно". И, молвив, тотчас же

Прочь унеслась, от земли ударом копья оттолкнувшись.

Искоса Зависть меж тем глядела, как та уносилась,

И поворчала слегка, предстоящим успехом богини

Огорчена. Но тут же взяла суковатую палку

790 Сплошь в колючих шипах. Вот, в черные тучи одета,

Всюду, куда ни придет, поля изобильные губит,

Травы сжигает лугов, обрывает растений верхушки,

Мерзким дыханьем своим дома, города и народы —

Все оскверняет, и вот Тритонии видит твердыню,

795 Что и умами цветет, и богатством, и праздничным миром.

Плакать готова как раз оттого, что не над чем плакать.

Но лишь вступила она к Кекроповой дочери в спальню,

Стала приказ выполнять: ей грудь заскорузлой рукою

Трогает, сердце ее наполняет крючками колючек.

800 Сок вредоносный в нее вдыхает старуха и черный

Яд разливает в костях и в самые легкие брызжет.

А чтоб вниманье ее не блуждало по разным предметам,

Тут же родную сестру глазам она девушки кажет,

Брак счастливый ее и в пленительном образе – бога, —

805 Все представляя крупней. Раздраженная этим виденьем,

Тайной казнится тоской, стеная, и ночью томится

Дева, томится и днем, несчастная трижды, в недуге

Медленном тает, как лед, разъедаемый действием солнца.

Так же пылает она от счастья удачливой Герсы,

810 Как разведенный костер, коль трав подбросить колючих:

Пламени он не дает, но медленным жаром сгорает.

Часто желала она умереть, чтобы только не видеть,

Часто – признаться отцу суровому, как в преступленье.

Села она наконец на пороге, готовая бога

815 Прочь отогнать; на его выражения ласки, на просьбы

И на нежнейшую речь, – "Перестань! – отвечала Аглавра, —

Не отстранивши тебя, я с этого места не сдвинусь".

Быстрый Киллений в ответ: «Согласимся на этом условье».

Тотчас резную дверь отмыкает он тростью. У ней же

820 Члены, какие, садясь, мы сгибаем, едва попыталась

Встать, недвижимыми вдруг от тяжести стали нежданной.

Все же она во весь рост подняться силится прямо.

Но сочлененье колен цепенеет; всю холод объемлет.

Падает, жилы ее бледнеют, лишенные крови.

825 Как – нецелимый недуг – широко расходится в теле

Рак, к пораженным частям прибавляя здоровые части, —

Так постепенно и хлад смертельный, в грудь проникая,

Жизни пути у нее навеки замкнул и дыханье.

И не пыталась она говорить, а когда б попыталась,

830 Голосу путь был закрыт. Уж камень охватывал горло;

И затвердело лицо; изваяньем сидела бескровным.

Сам был и камень не бел: ее мысли его потемнили.

Только лишь казнь за слова и помысл неблагочестивый

Внук Атлантов свершил, и земли, что имя Паллады

835 Носят, покинул он, мчит, распустив свои крылья, на небо.

Вдруг его кличет отец и, любви не открывши причину, —

"Сын мой! Верный моих, – говорит, – исполнитель велений!

Ныне не медли. Скользни ты, резвый, обычным полетом

Вниз и скорее в предел, который на мать