– Люди! – крикнул кто-то, влетая в кухню. – В душевой горячую воду дали!

«Люди» отозвались радостным ревом, как толпа болельщиков на стадионе. Костя наклонился к Сашке и поцеловал ее в губы. Сашка попыталась было уклониться – ей в первую минуту было неприятно, – но потом смирилась.

А еще через минуту поняла, что ей нравится.

– Ты что, ни с кем не целовалась?!

Сашка хотела сказать, что она урод среди девчонок, золотое времечко отрочества проведшая за письменным столом, – но не смогла. Костя-то умел целоваться, он был нормальный парень и даже красивый, не сопля какая-нибудь…

Они вышли в коридор. Оказалось, что Костя предусмотрительно налил водки в бутылку с остатками пепси-колы и теперь сладкий напиток можно хлебать прямо из горлышка.

– Мали-и-новый звон на заре-е-е… – задушевно пели на кухне.

Сашка сама не заметила, как они оказались в комнате у Кости. Захара и второго соседа, Лени, все еще не было; Костя усадил Сашку к себе на кровать, допил из горлышка пепси-колу с водкой, сел рядом с Сашкой и стянул через голову свитер.

– Давай… Я дверь запру снаружи. То есть изнутри… Давай!

Они повалились, обнявшись, на постель. Жалобно застонала панцирная сетка.

– Ты еще ни с кем?..

Костя пытался расстегнуть на Сашке лифчик, но маленькие крючочки подло застряли в петлях.

– Да что же это такое…

Отчаявшись, Костя сунул ладонь под резинку. Сашка выгнулась на постели дугой, подсознательно следуя подсказанной кем-то схеме. Еще в школе одноклассницы уверяли друг друга, что женщина в постели должна быть страстной, а значит, вот так выгибаться…

Костя уже расстегивал на Сашке джинсы. Это было жутко и завораживающе. Это было прекрасно и стыдно. Из приоткрытой форточки пахнуло сыростью; когда Костя взялся за Сашкины трусы, она вдруг рванулась и села.

– Ну давай… Сашка…

Она выскользнула из-под его тощего и потного тела. Очарование вечера таяло, головокружение сменялось тошнотой; Костины руки, ставшие вдруг назойливыми, все-таки стащили с нее трикотажные белые трусы, в этот момент Сашка перегнулась через край кровати, и ее вырвало золотыми монетами.

– Я говорил, что это очень важно? Я предупреждал?

– Я старалась, – сказала Сашка, не отрывая глаз от полукруглой царапины на столе. – Я старалась. Но у меня…

– Ты должна была отработать пять упражнений. Ты кое-как отработала два. Это меньше половины!

– Я работала…

– Работала?! Ты пила, как сапожник, и раздвигала ноги в постели!

Сашка подняла глаза. Ее щеки, бледные секунду назад, сделались обжигающе-горячими, так что, казалось, сейчас лопнет кожа.

– Неправда. Почему вы так со мной говорите?!

– Потому что ты заслужила, Самохина. Потому что ты маленькая дрянь, которой даны большие возможности и которая спускает их в канаву, в сточную канаву, в канализацию. Теперь с тобой буду говорить не я. Теперь с тобой будет разбираться Фарит Коженников, он ведет твое дело, он за тебя отвечает.

Сашка на секунду зажмурилась. Ей представилась Лиза. «Я не потребую невозможного»…

– Погодите, – сказала она, стараясь держать себя в руках. – К следующей субботе я сделаю семь.

– Десять. Кроме первых двух. Итого – с первого по двенадцатое.

Сашка встретилась с ним глазами. Портнов смотрел, как обычно, поверх очков.

– Десять, – повторила она шепотом. – Десять…

– И первые два отработаешь как следует. Итого – упражнения с первого по двенадцатое. И каждый день по параграфу из основного учебника.

Сашка молчала.

Ей было уже все равно.

Первое, что она сделала, выбравшись из института, – кинулась звонить маме. Сама не понимая почему. Ей нужно было удостовериться, что все в порядке, услышать мамин голос. Прямо сейчас.