По мнению учёных и выражаясь их языком, любовь – это целеполагающая «дофаминомедиаторная» мотивация к формированию парных связей. Вышеуказанная мотивации ведёт к активным действиям субъекта и обязательно связана с высшими когнитивными функциями человека.
Архитектура дофаминовых рецепторов и моногамия
Если спуститься с «человеческого» на «животный» уровень, например, на уровень серых полёвок, обитающих в американских прериях, можно заметить следующее: после «первой брачной ночи» они сохраняют верность друг другу на всю жизнь. Причём любые поползновения других самок получают жестокий отпор как со стороны самки (что неудивительно: ещё Людовик XIV отметил, что проще примирить всю Европу, чем двух женщин), так и со стороны самца. Это происходит благодаря тому же самому «веществу удовольствия» – дофамину. Всё дело оказалось в особом устройстве дофаминавых рецепторов, через которые «вещество удовольствия» формирует как нежную любовь, так и жёсткую агрессию. Очевидно, верность-неверность у человека тоже в значительной мере зависит от типов и архитектуры дофаминовых рецепторов у особи того или иного пола. Однако рецепторы рецепторами, но главным нейромедиатором ревности является всё же окситоцин.
Упадок «мышиного рая»
Исследуя социальную динамику в Чикаго в начале 1920-х годов, американский социолог Роберт Эзра Парк, заметил, что среда мегаполиса подобна дикой природе, где главной движущей силой является конкуренция.
Что произойдёт, если конкуренции не будет? Этим вопросом в 1960-х годах задался его соотечественник Джон Колхаун, социолог, создавший экспериментальную модель «большого города», населённую мышами. Исследование Колхауна стало известно под названиями «мышиный рай» и «мышиная утопия». В июле 1968 года Колхаун поместил четыре пары мышей в утопический мир площадью 2,7 кв. м. и высотой 1,4 м., где вода и еда не кончались. Угрозы в виде хищников отсутствовали. Единственным ограниченным ресурсом было пространство. В начале эксперимента восемь первых мышей бурно размножались, удваивая численность населения каждые 55 дней. Через 315 дней популяция выросла до 620 особей. На этом этапе прирост начал резко сокращаться; последнее жизнеспособное потомство появилось на 600-й день эксперимента. За этот же период – между 315-м и 600-м днём пришла в упадок структура мышиного сообщества, нарушилось социальное поведение. Начался социальный коллапс: родители выкидывали потомство из гнезда, не вскормив. Доминантные самцы перестали охранять территорию, самки начали проявлять агрессию. Через 600 дней «мышиная вселенная» оказалась на грани вымирания. Самки не рожали, самцы не спаривались, не флиртовали и не дрались с соперниками, а только ели, пили, спали и ухаживали за собой. Возникшую категорию самцов экспериментаторы назвали «красавчики» – их отличала блестящая, ухоженная шёрстка и отсутствие шрамов. Как ни вспомнить тут растиражированный в современных глянцевых СМИ образ «метросексуала».
Японцы настолько не расположены к романтическим отношениям, что СМИ в этой стране даже используют специальный термин – «синдром безбрачия», бьёт тревогу блоггер The Washington Post Макс Фишер. «Одна из важных причин, по которой у них всё меньше детей, – это то, что они не очень заинтересованы в том, чтобы встречаться друг с другом или жениться, отчасти из-за того, что их всё меньше интересует секс», – пишет блоггер. Макс Фишер приводит следующие статистические данные японского Центра демографических исследований и статьи The Guardian: 45 % женщин и 25 % мужчин в возрасте от 16 до 24 лет «не заинтересованы в сексуальных контактах или гнушаются ими». «Более половины японцев одиноки;…более трети жителей страны детородного возраста никогда не занимались сексом: 39 % женщин и 36 % мужчин в возрасте от 18 до 34 лет». В Японии сегодня существует целая индустрия, помогающая мужчинам переживать одиночество с помощью симулирующих отношения видеоигр.