Маша остановилась. Черт, она совсем забыла про презентацию! А ведь уже и вечернее платье куплено. Маша представила, как она будет слоняться по залу с бокалом шампанского в руке среди незнакомых людей, и поморщилась.

– Слушай, Глеб, – осторожно начала она, – может, я не пойду на эту вечеринку?

Глеб открыл глаза и строго на нее посмотрел.

– Повтори!

Маша виновато улыбнулась:

– Ну, что я там буду делать? Я же не тусовщица. И вечернее платье уже лет двести не надевала.

Глеб вздохнул:

– Маш, ну что я там буду делать без тебя?

– То, что делаешь всегда. Познакомишься с какой-нибудь длинноногой грудастой дамой лет двадцати…

– Меня вполне устраивает длина твоих ног, – отрезал Глеб. И добавил с улыбкой: – Не говоря уже про дивную форму твоей груди.

– Льстец. – Маша вздохнула. – Ладно, потащусь на твою вечеринку. Только сделай так, чтобы я потом об этом не пожалела, ладно?

– Ладно.

Блины она все-таки пожарила. Каким бы сытым ни приходил домой журналист Глеб Корсак, но перед сном он всегда перекусывал, поскольку не любил засыпать голодным.

– Я была сегодня у отца, – сказала Маша, подперев рукою подбородок и наблюдая, как Глеб поедает блинчики.

– У Александра Вадимовича?

Она хмыкнула:

– А у меня есть какой-то другой отец?

– Кто тебя знает. Ты очень загадочная женщина, Любимова. Женщина-тайна!

– Только не для тебя.

Глеб положил себе в тарелку еще один блинчик, намазал его икрой.

– И как поживает дядя Саша? – осведомился он.

– Ругает американцев и ревматизм.

– Неизбежное зло, – сказал Глеб и отправил в рот кусок блинчика.

– Американцы или ревматизм?

Глеб усмехнулся, но не ответил. Доел блинчик и отодвинул пустую тарелку.

– Ладно, Маш, пойду на боковую. Завтра будет трудный день. Ты тоже долго не засиживайся.

– Постараюсь, – сказала Маша.

Глеб встал из-за стола, поцеловал ее в щеку, выпрямился и усталой походкой отправился в душ. Маша грустно посмотрела ему вслед.

Всю жизнь Маша считала, что писательство – самая спокойная и неспешная профессия. Но с тех пор как Глеб стал писателем, беготни у него только прибавилось.

Издательство сделало ставку на его книгу, обеспечило ей мощное рекламное продвижение. Так или иначе, но если раньше Маша видела своего любимого хотя бы два часа в день, то теперь их общение свелось к совместному ужину пару-тройку раз в неделю. Лишь изредка – как, например, сегодня – им удавалось пересечься где-нибудь днем и вместе пообедать.

Маша вздохнула. Похоже, романтический вечер придется отложить. Что ж, она это переживет. В конце концов, женщины не так сильно нуждаются в плотской любви, как мужчины. Определенно.

Маша уселась за письменный стол, надела очки, протянула руку к музыкальному центру и включила негромкую музыку. На этот раз ее выбор пал на вещицу «A face without a name» Билла Эванса. К джазу Машу приохотил Глеб, и теперь она не понимала, как могла раньше жить без этой музыки. Ведь под джаз ей не только хорошо отдыхалось, но и думалось лучше.

Под нежные, трогательные звуки прекрасной мелодии Маша принялась набрасывать в тетради схемки.

Глеб подошел сзади, бесшумно. Когда он обнял ее, Маша вздрогнула.

– Как насчет того, чтобы опробовать ковер перед камином? – спросил он.

– На предмет?

– На предмет его мягкости.

Маша улыбнулась и поежилась.

– Ты собираешься меня соблазнить?

– А у меня получится?

– Конечно. – Она посмотрела на него снизу вверх и усмехнулась: – Какая девушка в здравом рассудке может отказать такому красавчику?

Глеб наклонился и поцеловал ее в приоткрытые губы. Затем – без предупреждения, одним сильным движением – поднял ее на руки и отнес в гостиную, к камину. Там он бережно опустил ее на расстеленную шкуру, расстегнул Машину рубашку и поцеловал ее в грудь.