При моем появлении фантом пошевелился и приподнялся со словами:

– Так рано проснулась, миа бэлла?

Он редко обращался ко мне по имени – Полина, в основном звал на свой итальянский манер «моя красотка».

– Не спится, – хмуро ответила я. Завязывая на ходу пояс халата, я подошла к плите и включила конфорку.

– Дурные мысли? – с сочувствием поинтересовался Данте.

– Дурнее некуда.

Всем своим видом я выражала отсутствие желания общаться. Данте это понял и замолчал. Он вообще старался по возможности не привлекать к себе внимание лишний раз, что сделать было не так-то просто. Трудно, однако, не замечать постоянного присутствия в квартире фантома постороннего мужчины, это создавало определенное неудобство.

Данте появился у меня полгода назад волею случая. Вернее, по причине моего совершенно неуместного любопытства, так что даже обвинить в этом я никого, кроме себя, не могла. Разбирая библиотеку, я наткнулась на тетрадь с записями прабабушки. Надо сказать, что по женской линии наш род сплошь состоит из целительниц, ведуний, гадалок и прорицательниц. Заниматься можно было чем угодно, профессию выбирать любую, жить обычной жизнью – вот только способности эти никуда не девались и время от времени добавляли будням красок.

Я хоть и выучилась на журналиста, всё равно пришла к гаданию на картах, что и стало основным моим заработком. О том, чтобы заглядывать в мир призраков и духов, я и не помышляла, пока не нашла старую тетрадку с подробными инструкциями. Большинство записей по сути являлись инструкцией для начинающего медиума, где в подробностях рассказывалось, как открыть коридор между видимым и невидимыми мирами.

Получилось у меня с первого раза, и в приоткрывшийся коридор первым проскользнул Данте. Увидав за ним целую толпу фантомов, коридор я поспешно закрыла, можно даже сказать – заколотила досками из заклинаний. Отправить Данте обратно у меня не получилось, он застрял в моем доме, в нашем мире, и нам пришлось знакомиться, находить общий язык. Судя по его рассказам, родом он был из Италии, жил в Риме, занимался всевозможной коммерцией и жизнь свою, полную славных подвигов и ярких приключений, закончил на виселице в тридцать семь лет, о чем сильно сокрушался. Вернее, жалел он не о самом факте такого финала, а о том, что произошло это событие в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, всего за год до отмены смертной казни в Италии.

Что в россказнях моего необычного квартиранта было правдой, а что вымыслом, я не всегда понимала. Данте частенько путался в деталях, рассказывал каждый раз что-то новенькое, единственное, что оставалось неизменным, – виселица.

Все попытки от него избавиться ни к чему не привели, к тому же Данте явно нравилось такое положение вещей и сам он никуда уходить не собирался. В компании со мною ему было веселее, чего не скажешь обо мне и особенно о моем коте. Вынужденное соседство с призраком доводило обычно спокойного, покладистого питомца до исступления. Я все ждала, когда же Фараон пройдет все этапы: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но до принятия он все никак не добирался, зависнув где-то между гневом и депрессией.

Взяв коробку с кошачьим кормом, я потрясла ею. Обычно на этот звук Фараон прибегал сразу, но в последнее время приходил неохотно, словно любимая еда ему разонравилась.

Наконец, Фараон явился. Медленно, вдоль стены, кот вошел в кухню, посмотрел в сторону окна, и шерсть его моментально встала дыбом.

– Ты мой хорошенький, ты мой золотой, – засюсюкала я, насыпая корм. – Приятного аппетита, котичек!