– Горные… места у нас, – почему-то неопределенно ответил он.

– А звать-то вас как? – Честно признаться, меня почти испугало то, что он не назвал своей деревни или поселка, уж не знаю, куда именно мы шли, но и это я быстренько списал на расшатавшиеся за последнее время нервы.

– Божедар. А вас?

– Игорь Валерьевич… Игорь. Имя у вас какое хорошее и редкое. Далеко еще?

– Почти пришли.

Под это «почти» мы прошли ещё, как мне показалось, километров двадцать, карабкаясь всё выше и выше к горным расщелинам. Тропка так петляла, разветвлялась, закручивалась, что нечего было и надеяться отыскать дорогу назад. Наконец мы вскарабкались на очередную возвышенность, и взору открылась пасторальная картина: зеленая долина с деревушкой, со всех сторон окруженной стройным лесом и горными хребтами.

– О, какая красота! – выдавил я, задыхаясь. – Как вы отсюда в центр попадаете? Или есть другая дорога?

– Да, имеется. Осторожнее, тут спуск крутой.

На мгновение я замер. Аккуратные строения, напоминавшие совхозные, квадратное, явно искусственное озерцо в центре долины, бороздки огородов, лоскутки небольших полей – эта картинка показалась мне смутно знакомой, где-то я уже видел такую композицию, будто мне когда-то снилось это всё… Обдумать мысль я не успел, потому как подвернул ногу и с недостойным жалобным кудахтаньем заторопился вниз.

– Что же вы так! – расстроился Божедар, спускаясь следом. – Я ведь предупреждал, осторожнее!

– Засмотрелся на деревеньку вашу! – С перекошенным лицом я помассировал лодыжку, предвкушая как минимум три хромоногих дня.

– Ничего, сейчас придем домой и всё поправим.

Мы спустились на дорожку, уходящую в лес, и вскоре углубились в прохладную хвойную тень. Средь золотистых стволов красовались добротные рубленые дома, колодцы, беседки…

– Папа!

Навстречу нам несся пацаненок лет четырех-пяти в одних коротеньких шортиках.

– Это мой Дениска, – заулыбался Божедар, хотя мог и не пояснять: рыжий ежик волос да темно-синие глаза – отцовская копия.

Мальчонка принялся крутиться возле нас, повернулся спиной, и я застыл, привалившись к очень кстати подвернувшемуся под бок дереву. На спине пацаненка, там, где у всех людей лопатки, топорщились маленькие, но уже вполне оформившиеся крылышки с перышками светло-бежевого цвета и нежным белым пушком. Большой, указательный и средний пальцы правой руки, как по команде, сами собой соединились в горсть. Крестное знамение получилось корявеньким, возможно, даже обидным для ангела… Божедар поглядел на меня и рассмеялся.

– Ну что вы, – он помог мне отделиться от дерева и, придерживая за плечи, повел к двухэтажному дому, казалось, сделанному из солнечной древесины, – он не ангел, Дёня обычный челоптах. В меня пошел, я тоже челоптах. Надеялся, что в маму уродится, хоть не станет с этими крыльями маяться, но не вышло.

– Челоптах – это как?

Божедар усадил меня на резную скамеечку у крыльца и долгим взглядом посмотрел в прямо глаза.

– Сразу хочу сказать, чтоб потом не было неясностей и недоразумений, – он принялся неторопливо расстегивать пуговицы балахона, – лишних вопросов, вроде: как, почему, откуда копыта растут. Этого у нас тут не любят.

– У кого копыта растут? – Я вытер слабенькие вспотевшие ладони о штаны и сунул руки меж колен, чтобы не мешались.

– У некоторых растут.

– Понял, – кивнул я, – конечно, что же в этом такого?

Божедар снял балахон, аккуратно свернул, положил на скамейку рядом со мной и остался в одних серых штанах свободного кроя. Продолжая внимательно на меня смотреть, мужчина расправил большущие крылья с коричнево-рыжими перьями. Получился звук, будто хозяйка вытряхивает половик с балкона, во все стороны полетели мелкие перышки и пух. Я отчего-то взял и заливисто засмеялся. Тут подбежал пацаненок и схватил со скамейки балахон: