Сергея обычно мало интересовали попутчики, даже сейчас, когда ему велели записать все разговоры. Входя в купе, он сразу же ложился спать и открывал глаза только утром, перед самым прибытием поезда на вокзал.

В Москву он всегда ездил на «Красной Стреле» и брал себе верхнюю полку – чтобы никто не мешал, сидя на нижней. Лег – и спишь себе спокойно. На сей раз билет он покупал не сам, однако все получилось как по заказу – второй поезд, четырнадцатое – верхнее – место.

Он оказался первым в своем четвертом купе третьего вагона. Только Сергей собрался прикрыть дверь в коридор, чтобы переодеться в спортивный костюм, как вошла холеная полная дама лет пятидесяти, с бриллиантами в ушах и на пухлых пальцах. Поздоровалась – и плюхнулась на тринадцатое место.

– Уф! – сказала дама. – Ну и устала же я… как собака. В моем-то возрасте бизнесом заниматься… И еще тринадцатое место ко всему в придачу. Но, слава богу, домой еду, а то бы ни за что не села – разве можно ехать заключать сделку на тринадцатом месте?

Куприянов молча пожал плечами. Потому как не верил в приметы. И на полную даму с ее проблемами ему тоже было наплевать. Ему хотелось лишь одного – чтобы она замолчала. Или хотя бы поскорее пришли остальные пассажиры – пусть мадам переключится на них.

Дама продолжала говорить – жаловаться на судьбу. Несчастная пожилая женщина (наверное, хотела, чтобы Куприянов стал ее убеждать в обратном), на плечи которой взвалили такой груз, что и атланты бы не выдюжили.

Но дама, однако же, выдерживала. Сергею подумалось, что на ней бы пахать и пахать… Десяток лошадей заменила бы. Или пропеллер вставить в одно место – завертелся бы от избытка энергии. И от бедности мадам явно не страдала – в одном ухе блистала считай что дача, в другом – машина. А то, что сверкало на пальцах, тянуло на квартиру где-нибудь на Садовом кольце, в районе Патриарших прудов.

– А вы не утомились? – спросила дама.

Куприянов не слушал, о чем она говорила, так что ответить не мог.

– Простите… – пробормотал он. – Я могу попросить вас выйти на минутку? Мне надо переодеться. Я сразу же лягу и не буду вас больше беспокоить.

Дама надула губы. Однако встала и уже собралась выйти, когда в дверном проеме появились трое молодых людей – двое поддерживали третьего, висевшего у них на руках. В купе сразу же запахло спиртным.

Дама скорчила гримасу. Куприянов тоже поморщился: конец октября, окно не откроешь, да и в самое теплое время года открывать его нежелательно (если вообще возможно): может здорово продуть. Он сразу же вспомнил, как несколько лет назад ехал во Владимир в июльскую жару, когда на улице было не продохнуть, и они с попутчиками страшно обрадовались, что в их купе наполовину поднято окно. Потом Сергей две недели провалялся в постели, проклиная тот поезд.

– Вы уж извините нашего друга, господа, – говорил один из тех, кто привел пьяного, парень лет двадцати пяти бандитского вида, – просто так получилось. Но он вам мешать не будет, гарантируем. Ляжет – и проспит до Питера. У него верхняя полка. Мы его сейчас уложим.

Пьяный попутчик Куприянова повис на одном из своих друзей, уткнувшись лицом ему в плечо. Казалось, он вот-вот рухнет на пол. «Даже не мычит, – подумал Сергей. – Ну и ужрался парень».

– Вы не могли бы выйти на секундочку? – спросил один из троицы. – Мы его быстренько разденем и уложим. Билет у проводника, так что у вас больше никаких беспокойств не будет. Гарантируем.

«Любимое слово у него, что ли? – промелькнуло у Куприянова. – Или настолько привык безопасность гарантировать своим подопечным бизнесменам, что просто не в состоянии говорить по-другому?» Внешний вид трезвых парней безошибочно свидетельствовал о роде их деятельности; пьяный же больше походил на «подшефного» бизнесмена.