Кусанаги Натабура забросил за плечи, а Язаки, удивленно воскликнул:

– А где твой меч?

– Хоп! Меч там, где ему быть положено, – весело подмигнул Натабура. – Кими мо, ками дзо! Но это тайна. Никто не должен знать, что кусанаги становится амэи – невидимым, когда находится у меня за спиной. Стоит перевернуть его рукояткой вниз, как он становился тамэи. Можно сражаться любой рукой.

Кусанаги – длинный меч, с рукоятью, на две трети утопленной в ножны с целью уменьшения общей длины, был единым целым с го-каширой – зацепом под кисть для нанесения удара без замаха. Мастер сделал цубу небольшой, чтобы она легко входила в ножны. Такой кусанаги можно было носить и на боку, но удобнее всего за спиной.

– Здорово, конечно… – шмыгнул носом Язаки. – Но если морской даймё узнает, что мы сделали, то даже твой меч не поможет.

– По-твоему, надо было дать себя убить? – удивленно спросил Натабура.

– Нет… Но это не меняет сути дела. Рано или поздно господин Духа воды Удзи-но-Оса устроит бурю на море, и тогда нам не миновать беды.

– Тихо! – поднял руку Натабура, и они прислушались.

Из деревни доносились крики, лязг оружия, а на вершины деревьев падали отблески пламени.

Первым их движением было уносить ноги как можно дальше и быстрее. Они даже немного пробежали в сторону далекого мыса, но в следующее мгновение замерли. Крики становились то громче, то стихали, а лязг оружия временами заглушал прибой.

– Слушай, что там происходит? – наивно спросил Язаки. – Как ты думаешь? Может быть, это господин Духа воды Удзи-но-Оса? – его голос дрожал.

– Разбойники! – уверенно сказал Натабура. – Спустились с гор или пришли по реке. – Он сразу же стал деятельным и целеустремленным, словно попал в родную стихию.

Не сговариваясь, они бросились в деревню.

Вначале они бежали вместе. Через какое-то мгновение Натабура обнаружил, что пересекает поле, с которого еще не убрали хагу, в гордом одиночестве. Куда делся Язаки, он не понял. Со стороны деревенской площади слышались крики. Должно быть, ронины подкрались в тумане сквозь бамбуковые рощи и, обманув бдительность отряда самообороны, проникли в центр деревни, где находился дом нануси – старосты Канрэй Синтага, две харчевни, кузницы и десяток торговых лавок. Натабуре оставалось обежать угол поля, и тут он наткнулся на тело крестьянина. Ему нанесли удар в грудь, и он был мертв. Рядом с ним валялась боевая мотыга с шипом-противовесом. Натабура бросился дальше, но в этот момент из предрассветных сумерек, топая пятками, вынырнул человек с оружием, прижатым к боку, которое в Нихон называлось нагинатой. Лезвие блеснуло, как глаз зверя в темноте. Но на узкой тропинке, вдоль которой с одной стороны росла густая хаги, а с другой тянулись заборы крестьянских участков, пользы от тяжелой нагинаты было немного, ибо она требовала размаха. Ронин ничего не мог сделать, кроме как нанести колющий удар. Натабуре показалось, что ронин был в маске кошки и в шлеме с крылышками. Натабура крутанулся, уклоняясь от копья, и с разворота ударил противника левым предплечьем в горло. Разбойник свалился, как подкошенный. Ноги его взметнулась выше головы. Вся тяжесть тела при падении пришлась на шею. Даже если он остался жив, то двигаться некоторое время явно не имел возможности.

На шум схватки уже кто-то спешил – Натабура не успел выхватить кусанаги, пал на землю, и две стрелы просвистели над ним так низко, что он услышал шелест их оперения. В следующее мгновение он перепрыгнул через стрелков, которых зарубил быстрее, чем они это поняли, и оказался на площади, где шло сражение. Крестьян оттеснили к харчевням и дому нануси, откуда нануси руководил боем. Язаки стрелял из лука с веранды. Еще трое прикрывали нануси щитами и готовы были устремиться в битву – они составляли последний резерв, на который могли рассчитывать крестьяне. Но дело близилось к концу, потому что белых рубах виднелось гораздо меньше. Десяток защитников деревни лежал неподвижно на земле, а разбойники кричали, чтобы остальные сдавались. Язаки, пав духом, уже опустил лук.