Информация о его состоянии весьма скудная. Димин отец объясняет это тем, что он – сын крупного бизнесмена, да и мама его тоже известна в кругах бизнес-элиты. Такие люди не любят публичности, поэтому нет ничего удивительного в том, что о здоровье сына они не трубят на каждом углу. Правда, напрягает, что меня тоже никак не информируют, а ведь именно от того, насколько сильно он пострадал и какими будут последствия травм, зависит наказание.

Меня неоднократно вызывает следователь, по сотому разу задаёт одни и те же вопросы. Я понимаю, что им надо всё выяснить, чтобы максимально объективно оценить степень моей вины, а потому снова и снова пересказываю одно и то же. Мне нечего скрывать, я ничего не нарушила, скорость была ниже допустимой. Разве что не пропустила пешехода. Но я его не видела из-за обморока!

- Мы нашли свидетелей, сняли записи с камер наблюдения и навигаторов, так что, в целом, картина ДТП ясна. Дело простое, можно передавать в суд, – следователь бубнит себе под нос, листая папку с бумагами.

- А как… себя чувствует пострадавший? – всякий раз боюсь задавать этот вопрос.

- Он жив. Но состояние по-прежнему тяжёлое. Насколько мне известно, родственники нашли западную клинику, в которой его могут спасти. Повезло, что они люди богатые и в состоянии оплатить лечение.

Знаю я… Мама пыталась с ними поговорить, хотела предложить деньги, но над суммой, которую мы можем взять в кредит под квартиру, они лишь посмеялись. Говорят, что только конструкции для крепления костей стоили дороже.

Я бы очень хотела повидаться с ним и попросить прощения, но к нему никого не пускают. Он жив – и это главное. Значит, меня не посадят…

Время движется незаметно. Приготовления к свадьбе идут полным ходом. Мы со свекровью выбираем платье, остаётся подогнать его по фигуре, предусмотрев небольшой припуск на возможный живот. Его пока почти не видно, но теперь с каждой неделей он становится всё больше и больше. Малыш растёт.

На УЗИ нам сделали его первую фотографию. И хотя там мало что можно разобрать, сам факт, что на этой картинке изображён мой ребёнок, вызывает трепет и умиление. Беременность делает меня очень сентиментальной и плаксивой, я постоянно плачу по любому поводу. 

И кажется, ничто не способно омрачить мою радость, но однажды…

 - Слушай, Маш, тут такое дело. Мои предки считают, что нам надо отложить пока свадьбу, – Дима в глаза не смотрит, отводит взгляд. Значит, сам знает, что неправ.

- Как это отложить? Почему? На сколько времени?

- Пока следствие идёт. Мало ли чем всё закончится.

- Дима, а какое отношение это имеет к нашей свадьбе? Я не понимаю, зачем откладывать. У меня уже вот-вот живот будет огромный, я в платье не влезу! Ты же знаешь, что я не виновата, у меня случился обморок, есть медицинское заключение.

- Вот и прекрасно. Если тебя оправдают, мы сразу после суда поженимся. Справка из консультации на руках, нас зарегистрируют по ускоренной процедуре.

- Погоди. А если не оправдают?

- Не знаю даже. Понимаешь же, что отец – не последний человек. Как на него посмотрят, если тебе срок дадут, пусть даже условный, а я женюсь на тебе? Получится, что невестка Рогозина – уголовница? Как он это избирателям объяснять будет? Да и сам факт, что ты сбила человека. Кто там будет разбираться, обморок у тебя был или передоз наркоты? Знаешь же, какие журналисты ушлые – разнесут сплетни, потом не отмыться.

- Дима, если мы поженимся, то судья не рискнёт идти против твоей семьи и учтёт все смягчающие обстоятельства!

- Маша, ну что я могу сделать? Отец сказал: нет, только если тебя оправдают. Иначе грозится денег не дать. А как свадьбу играть без денег? Жить потом как? У меня-то своих денег ещё нет, – он выглядит виноватым. Мне даже жаль его – родители вынуждают его делать то, чего он не хочет. Но мне никак не удаётся подобрать нужные слова и аргументы, чтобы он решился принять в этом споре мою сторону.