К ним медленно, склонив голову, приблизился... Подплыл... Обсидиановая статуя, недавний фаворит Ксении, чернокожий атлет, преклонил колени, протянув поднос с виноградом и устремил взгляд в землю.

— У госпожи Элики устали ноги, помоги ей, — цинично бросила Ксения, не удостаивая его взглядом. Она осталась недовольна увиденным ? чернокожий раб с сочувствием поглядывал на собрата по несчастью, растянутого за руки цепями на столбах для порки.

Элика вытянула длинные ноги, слегка уставшие от непривычно долгой скачки по окрестностям владений старшей сестры, ощутила прикосновение сильных пальцев, разминающих ее горящие ступни. Восстановить прежнюю выносливость  ей удалось быстро, но девушка не щадила себя ни на миг, давая себе порой нереально тяжелые нагрузки, тренируя свой дух и тело. У нее были на это довольно веские причины. Матриарх теперь могла не только гордиться, но и восхищаться своей дочерью.

К пальцам на ее ступнях добавился язык мужчины, и девушка зажмурилась от удовольствия и ранее неведомого ей чувства опьяняющей власти. Впрочем, долго эта приятная эйфория не продлилась. Протяжный стон вырвал ее из сладкой задумчивости. Боль почти сломала сильного мужчину.

— Что он натворил? — без интереса осведомилась Элика.

Ксения растерянно обернулась. На ее лице явственно читалось сожаление и непоколебимость. Что же перевесит в итоге?

— Он из рода воинов, попавший в плен вследствие предательства, поэтому не признает себя рабом, — с непонятной грустью ответила сестра. — Но ведь я не заставляла его работать в шахте или биться на арене. Почему он предпочел терпеть боль?

Элика резко дернула ногой, задев челюсть ни в чем не повинного массажиста.

— Ты всерьез полагаешь, что самое страшное в рабстве ? это физический труд и демонстрация своих навыков на потеху толпы

— Эл, разве нет? Когда я покупаю своих рабов, они рыдают от счастья, узнав, что будут принадлежать мне. Это закономерно. У меня им не придется гнуть спину в полях, их жизнь будет наполнена восторгом и удовольствиями, к тому же, ты знаешь, что особо отличившимся рабам я всегда дарую свободу. К чему это глупое упрямство?

— Он еще недавно был свободен и сам распоряжался своей жизнью. Какая разница, к чему именно ты его пытаешься принудить ? к ложу с тобой или к тяжелой работе?

Очередной стон мужчины был похож на рык раненого хищника. Плеть-семихвостка плясала свой жестокий танец приручения. Ксения подняла было руку с намерением остановить экзекуцию и недоуменно охнула. Ее тонкое запястье оказалось в крепкой хватке пальцев младшей сестры.

— Нет. Рано еще.

—Но я думала, ты сама хотела... — Ксения в последнее время с трудом понимала Элику.

— Я его понимаю, но жалеть? Уволь, — принцесса ткнула чернокожего раба ногой, призывая активнее работать с ее уставшими ногами. — Ему далеко до предела, поверь. К тому же, сейчас боль будет отчасти отступать вместе с криками.

Но не сломленный неволей и пыткой мужчина так и не сорвался на крик. Злобное рычание, ? да, стоны сквозь сжатые зубы, ? да, но не крик. Взгляд Элики внимательно скользил по его напрягающимся мышцам, когда плеть со свистом вспарывала кожу. Широкие плечи, сильные руки, кубики пресса. Внезапные воспоминания разозлили девушку.

— Одень на меня сандалии и уйди прочь, — велела она рабу у своих ног и отщипнула несколько ягод от кисти винограда. Стараясь полностью изгнать из памяти образ другого обладателя столь великолепного тела, чуть подалась вперед, пытаясь рассмотреть его лицо. Попытка была обречена на провал. Голова обманчиво безвольно поникла, мужчина из последних сил пытался спрятать свои эмоции, осознав, что испепеляющие взгляды никак не подействовали на женщин.