– Хорошо, передадим.

Я оценил позицию. Забор немного мешает. Сходил во двор, отогнул лист жести на заборе, вернулся: вот теперь нормально, объект как на ладони. С ДНД и «курками», естественно, связываться не станем, но поползновения всех прочих неорганизованных мародёров будем пресекать.

– Какова вероятность, что на объект кто-то зайдёт?

– Вероятность? А, понял… Ну, не знаю. – Коля почесал затылок. – Да никто туда не ходит. Все знают, что оттуда утащили всё, зачем ходить?

– А сюда, в частный сектор?

– А зачем?

– За дровами. Тут, наверное, полно бесхозных дач и усадеб.

– Ну, не так уж полно, но есть.

– Ну так…

– А там, за гаражами, детсад есть, оттуда пока берут. Отсюда же далеко таскать. В общем, пока в садике весь пол не выберут, сюда не придут. А там ещё на неделю дров осталось. И кстати, там крышу и беседки ещё не разбирали.

После этого Коля пообещал прислать с женой завтрак для нас и уехал домой.

Пришла Колина жена – Алёна, пригожая женщина лет тридцати, принесла нам чайник сладкого чаю, варёной картошки, соленых огурцов и несколько тоненьких кусочков сала. Тонких до прозрачности, понятно, что, образно выражаясь, от сердца оторвали.

Обнялась с Нинелью, зачем-то всплакнула. Потом притащила из соседней комнаты старое лоскутное одеяло, по-хозяйски проверила заслонку в печной трубе и, пожелав нам приятного аппетита, ушла.

Мы с аппетитом поели и вволю напились чаю. Картошка показалась мне удивительно вкусной (ну так и немудрено, после «доширака» и хекнутой ухи), а сало вообще сошло за одно из чудес света.

Я спросил Нинель, почему Колина супруга пустила слезу.

– Она племяшка Михаила, – пояснила Нинель. – Ну и вот…

Ясно. Михаил – это сердечный друг Валентины, мамы Нинели. Он погиб, когда мы ходили за бухлом, ещё до Хаоса.

Нет, это как-то вульгарно получается. Человека ведь нет, про него теперь либо хорошо, либо про футбол.

Скажем так, мы ходили… эмм… ага… Трах-тередох… Короче, как ни крути, а мы по-любому ходили за бухлом. И Михаил погиб вовсе не геройски, а потому что повёл себя как последний оболтус.

То есть при определённом раскладе, случись Судьбе как-то иначе кинуть кость, Нинель с Алёной стали бы родственницами, а заботливую сиделку – Виталика – пнули бы под зад. И вообще в Городе каждый второй кум и сват каждому третьему, они тут все друг другу не чужие и до Хаоса были этакой большой дружной семьей, которая сообща трудилась на одном градообразующем предприятии.

А сейчас они (горожане) ударно глушат друг друга за еду и топливо, и неизвестно, когда вся эта беда кончится.

Поели, сомлели, поспали. В смысле без всяких глупостей, а поочерёдно, в ритме караульной службы: я таращусь в окно, насильственно раздвигая веки пальцами, чтоб прогнать сон, Нинель дремлет на одеяле, потом наоборот. Я в свою смену ещё умудрился оружие обслужить, у меня всё с собой: маслёнка, тряпки, пакля. По-хорошему, надо бы сразу после боя это делать, но, сами видите, до сего момента было совершенно недосуг.

Несём службу, тепло, относительно сытно, никто на наш объект не покушается. Тут ещё туалет во дворе вменяемый. Пришлось, правда, лопатой поработать, но зато почувствовал себя цивилизованным человеком. Да, это не ватерклозет, но вполне приличный сельский сортир, после трехнедельного бомбометания с балкона – просто апофеоз комфорта!

Вроде бы всё здорово, но вот минул полдень, а нашей смены всё нет.

Тревожно однако. Мысли всякие начинают одолевать, а ну как у Ивана что-то не срослось с ДНД или, не дай Бог, с «курками»…

– Нинуль…

– Аюшки?