– Хорошо, хорошо, – кивали мы. Я достала кошелек и положила на стол несколько сторублевых купюр. Так положено.

– Спасибо еще раз, Жаргал–багша! До свидания!

– До–свидания! Удачи вам! – пожелал лама на прощание.

У кассы, на стойке стояли около десятка маленьких деревянных ящичков, на которых были наклеены бумажки с названиями хуралов. Каждый ящик был предназначен для записок–прошений. Я взяла листик бумаги, ручку, которые лежали тут же на стойке, написала фамилию и имя мамы, год ее рождения и положила бумажку в ящичек, на котором было написано «Усан–Лопсон». Затем вынула из кошелька сторублевую купюру и отдала кассирше.

Вышли мы из дацана, окрыленные и радостные. Атмосфера вокруг, разговор с ламой – все это взбодрило нас, придало сил.

– Ну вот, видите? Даже лама сказал, что найдется! – по–доброму, просто заметила Аюна. – Так что, не переживайте, все будет хорошо.

В эту минуту верилось, неистово верилось, что теперь–то мама точно найдется. Она у нас сильная, непременно все выдержит и найдет дорогу домой.

Мы дошли до конечной остановки 97 маршрута, у которой стояли несколько микроавтобусов, у одного из них, были открыты двери в салон. Мы запрыгнули в маршрутку и расселись.

В салон вошли еще несколько человек, после чего дверь закрылась, и мы поехали. И чем дальше мы уезжали от дацана, чем ниже спускались с горы и погружались в низину города, в будничную жизнь деревянных двухэтажек, супермаркетов, магазинчиков, светофоров, синеньких труб водоколонок, коими усыпан район, пыли и нагревшегося от солнца асфальта, тем мрачнее становилось в моем сердце. Сам факт того, что вопрос – где наша мама – несмотря на уверенный ответ ламы, что «найдется» – все же остается открытым. Ситуация по факту все же «висит», мама где–то там, одна блуждает в дебрях тайги. Вся моя окрыленность испарялась, радость улетучивалась, на сердце снова ложилась тяжесть, которая стала привычной за эти два дня.

Подруга вышла на перекрестке, пообещав приехать завтра и проводить нас.

Солнце уже стояло в зените и вовсю распекало город. Изредка перекидываясь короткими фразами, мы долго ехали в маршрутке, каждый думая об одном и том же. Наша подавленность стала чем–то естественным, общим, и не нуждалась в том, чтобы ее объяснять. Ближе к нашей остановке, сестра начала искать в сумочке мелочь, я молча вытащила из джинсов сдачу с такси и передала ей. Сестра отдала оплату водителю, мы молча вышли и пошли домой.

По дороге, у супермаркета Абсолют, Ленка остановилась.

– Что кушать будем?

Я посмотрела на часы, было около часу дня. Вспомнила, что завтракали мы сегодня рано. Лена утром поела яичницу, а я только попила кофе.

– Давай в магазин зайдем, пельмешки купим, чтоб по-быстрому сварить? – предложила я.

–Давай, – согласилась Ленка. Мы зашли в Абсолют, купили пачку замороженных пельменей, батон и сигареты мне.

По приходу домой, я сразу поставила кастрюлю с водой на плиту, добавила соли, перца, лавровый лист. Пока вода закипала, я порезала остатки зелени. Вода зашумела, и я попыталась осторожно всыпать в кастрюлю пельмени, но все равно капля кипятка попала мне на руку, и я инстинктивно дернула ею, отчего пельмени бухнулись в воду все разом. Так даже проще, – подумала я. Помешала варево ложкой, крикнула сестре, чтоб присматривала и пошла курить на балкон.

Я вдруг поймала себя на странной мысли, что я, та, которая никогда не обращалась к шаманам и ламам, второй день ловлю и мгновенно впитываю каждое их слово, как сухая почва капли дождя. Странно видеть себя такой, цепляющейся за тоненькую нить, в надежде вытянуть ответ, полу–ответ из тонкого мира сущностей и духов. Ты начинаешь верить во все. Нет, не так. Ты решительно веришь во все и корректируешь свою веру так, чтобы она оставляла для тебя хоть какую–то надежду.