Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на нее благосклонно. И предложил… место посудомойки.
– Двести баксов в месяц. Сутки через двое.
– Мыть посуду?! Мне?!
– А кто ты такая?
– Я – женщина, – гордо ответила бывшая Людочка. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.
– Да ну? Впрочем, похожа. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?
– Что?!
– Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. И голые сиськи показывать. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. Здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Пошлю ему телку – обрадуется. Главное, чтоб на все была готова. Ну, ты меня понимаешь, – он оглядел ее маслеными глазками и подмигнул: – Так что?
– Нет, не умею, – с сожалением сказала Люся. – Я танцами никогда не занималась. И насчет остального… Нет, я не готова. На все, – тихо добавила она.
– Тогда забудь о том, что ты женщина.
– Может, официанткой?
– Официанткой? Тебя? – хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. – Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.
– А при чем здесь прописка, когда я только посуду буду мыть?
– Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят, тебя или меня? Милиция на порог – ты за порог. Поняла?
– Нет.
– Думаешь, я не разбираюсь, какая ксива настоящая, а какая поддельная? В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Двести баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.
У него и в мыслях не было, что тетка не согласится. Она же поняла, что деваться некуда. Решила, что все это временно. Вот узнают, какая она, Люся, замечательная, талантливая, предприимчивая, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.
Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с жидкими сожженными перекисью волосами, в растянутом свитере, поверх которого повязан грязный фартук, за горой сальной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Харчи, обещанные хозяином в качестве бонуса, оказались закусками, невостребованными клиентами. Задеревеневшая колбаса, такой же сыр, сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевый, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, типа мяса, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. Безвкусной, потерявшей всякую ценность даже для таких клиентов едой. И она поняла главное: каждый сам за себя. А за сытный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.
Почему же он дочку не научил так манипулировать людьми, чтобы не мыть самой грязные тарелки, а руководить теми, кто моет? Как взобраться на вершину социальной лестницы, не по трупам же, в самом деле?