Но Брим сидел, не двигаясь с места. Будто парализованный. Или околдованный. А может быть, – загипнотизированный…

Точно!

Бродяга – гипнотизер, незаметно погрузивший его в транс! А на самом деле все не так! Все совсем не так!..

Он не убивал Шику!

Да!

Не убивал!

Потому что он не убийца… У него и оружия нет… Да и вообще, он понятия не имеет, как обращаться с пистолетом!..

Точно!

И он не знает, что за мужчина лежит у его ног. Потому что его – не существует.

И, что самое главное – шоггота тоже нет!

Нет!

Нет вообще ничего!

Нет ночной темноты. Нет майской жары. Нет удушающей зелени. Нет страха смерти. Да и смерти тоже нет! Он пребывает в вечности, как в великом топографическом океане. Покой и целесообразность окружают, обволакивают его, подобно легчайшим шелковым покрывалам… Все ушло прочь, растворилось, исчезло…

Осталась только выматывающая душу тошнота.

Брим открыл глаза.

Псевдонищий стоял рядом, поставив ногу на край скамейки. В руке, что лежала на колене, он держал Бримов пистолет. «Глок». Который ему не понравился… Или он нарочно так сказал, чтобы позлить Брима?.. Сам-то он пистолет держал как профессионал. Небрежно и уверенно. Так может держать оружие только тот, кто никогда с ним не расстается. Даже во сне.

– Я застрелил Шику, – убитым голосом произнес Брим.

Это прозвучало как признание перед судом. Мол, все, больше отпираться не стану. К лешему! Ведите меня, сажайте на электрический стул. Или – иголку в руку и тиопентал натрия по вене. И при этом можно кувалдой по затылку – чтобы наверняка.

– С чего это ты взял? – удивленно вскинул густые, кустистые, явно ненастоящие, приклеенные брови нищий.

Брим словно и не услышал вопрос. Медленно и плавно, будто двигаясь в невесомости, он опустил руку на обтянутую прозрачным, студенистым телом шоггота бедро и попытался ухватить в пригоршню шматок слизи. Сначала Бриму показалось, что ему это удалось. И он даже улыбнулся. Непонятно, с чего? Но когда Брим перевернул руку и разжал пальцы, оказалось, что ладонь пуста. Он почувствовал страшное разочарование. И обиду. Такую, что в носу защекотало и слезы на глаза навернулись. На шоггота ему было плевать – Бриму было жалко себя. Жалко до тошноты.

Он поднял мутный от слез взгляд. И увидел стоящего рядом с нищим Шику.

Мир снова перевернулся.

Да так резко, что Брим и заметить не успел, как свалился со скамейки.

Теперь он лежал на противно-теплом асфальте, смотрел в недружелюбно-темное небо и чувствовал, как из пулевого отверстия в виске пульсирующими толчками выплескивается кровь. Ему было не больно, а щекотно.

Склонившись, сверху на него смотрели двое. С одной стороны – ненастоящий нищий в солдатской шинели. С другой – Шика. У каждого – пистолет в руке.

– Меня убили? – тихо прошептал Брим.

Ему не было страшно – просто хотелось знать, что происходит?!

– Похоже на то, – кивнул странный тип, выдающий себя за бродягу. – Теперь твой приятель пропустил зараженный мемвирусом активный мемплекс и спровоцировал его самокопирование.

– Зато ты словил пулю, – весело подмигнул Шика.

– Тебя все еще тошнит?

Брим прислушался к тому, что происходило у него внутри. Ощущения были разные. Странные и по большей части непривычные. Оно и понятно – прежде ему не доводилось бывать мертвым. Он не мог сказать, тошнит ли его, но он точно знал, что слышит доносящийся откуда-то издалека блатняк, исполняемый под гитару сиплым, противным голосом. От которого у него тотчас же возникло устойчивое, подавляющее все остальные чувство вселенской тошноты.

– И что теперь? – полюбопытствовал Брим.