Но в остальное время, запершись в своей мастерской, он выпускал на волю монстра – в то время как мы сидели всего в десяти футах оттуда, увлекшись происходящими на экране чудесами или азартно сражаясь в настольную игру. Он прибирался в мастерской, выходил оттуда с улыбкой, и я не видела, что живет у него внутри. Я даже не гадала о том, что он там делает. Это казалось просто его безвредным увлечением, хобби. Ему всегда нужно было какое-то время побыть одному, и я позволяла ему это. Он сказал, что запер внешнюю дверь на замок, потому что у него в мастерской лежат ценные инструменты.

И я проглотила каждое слово этой лжи. Жизнь с Мэлом была сплошной ложью, всегда была ложью, и неважно, какой теплой и уютной она казалась.

Нет, то, что есть сейчас, лучше. Лучше, чем когда бы то ни было прежде. Мои умные, сообразительные дети, именно такие, какие они есть. Наш дом, который мы воссоздали собственными руками. Наши новые, возрожденные жизни.

Ностальгия – это для обычных людей.

И как бы мы ни притворялись, как бы убедительно ни старались играть свои роли, мы больше никогда снова не будем обычными людьми.

Я наливаю себе стакан виски и выхожу из дома.

Именно здесь Коннор находит меня полчаса спустя. Я люблю тихий плеск озерной ряби, лунную дорожку на воде, яркие колючие огоньки звезд над головой. Мягкий ветерок раскачивает сосны, шелестит в их кронах. Виски – отличное дополнение ко всему этому, как память о солнечном свете и дымке костра. Я люблю заканчивать день таким образом, когда у меня есть такая возможность.

Коннор, все еще одетый в школьные брюки и футболку, усаживается в другое кресло, стоящее на крыльце, и несколько минут сидит молча, потом говорит:

– Мама, я не терял свой телефон.

Я в изумлении поворачиваюсь к нему. Виски плещется в стакане, и я отставляю его.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что я его не терял. Его кое-кто взял.

– Ты знаешь, кто это был?

– Да, – отвечает он. – Я думаю, его взял Кайл.

– Кайл?..

– Грэм, – поясняет он. – Сын офицера Грэма. Тот, что повыше, ну, ты видела, да? Ему тринадцать лет.

– Солнышко, если ты выронил телефон из кармана рюкзака, то в этом нет ничего страшного. Это просто случайность. Обещаю, я не буду ругать тебя за это, понимаешь? Не надо обвинять кого-то другого только потому, что…

– Ты не слушаешь, мам! – сердито произносит он. – Я его не терял.

– Если Кайл украл его, то зачем вернул обратно?

Коннор пожимает плечами. Вид у него бледный и напряженный, он выглядит старше своих лет.

– Может быть, он не смог его разблокировать. А может, его батя застукал его с этим телефоном. Не знаю… – Он медлит в нерешительности. – А может быть, он добыл оттуда все, что ему было нужно. Например, номер Ланни. Он спрашивал меня о ней.

Это, конечно же, совершенно нормально. Мальчик-подросток спрашивает о девушке примерно своего возраста. Может быть, я неправильно истолковала дружелюбие Ланни по отношению к офицеру Грэму. Может быть, я проглядела неожиданную влюбленность. Может быть, она просто хотела познакомиться с его сыном. «Не самый худший выбор», – думаю я. Но что, если он действительно украл телефон Коннора? Разве можно сказать, что это в порядке вещей?

– Ты мог ошибиться, малыш, – говорю я. – Не во всем следует видеть угрозу или заговор. С нами все хорошо. И будет хорошо.

Коннор хочет сказать мне еще что-то, я вижу это по его позе и движениям. Но он боится, что я рассержусь на него. Мне больно, что я породила в нем страх перед тем, чтобы рассказать мне что-то.

– Коннор, сынок, что тебя тревожит?