Начал накрапывать дождь.

Справа от входа, под навесом спал пард. Данил показал на него и поднял палец. Затем толкнул дверь.

За столом сидели три монаха и играли в кости. Пахло кислым вином и еще какой-то дрянью. Скорее всего, самими монахами.

Дверь заскрипела, и играющие разом повернулись на звук.

– Мир вам! – на аркинно[4] произнес светлорожденный.

Монахи тупо глядели на него.

– Мир вам,– повторил Данил.– Нам нужен кров, почтенные хозяева!

Тупые ленивые хуридиты. Как раз такими их представляют в Империи. Рудж расслабился. Как оказалось – рановато.

С неожиданном проворством один из монахов выскочил из-за стола. И в руках у него обнаружился здоровенный меч.

– Мир вам! – в третий раз повторил Данил и поднял пустые руки.

Монаха это не смутило. Меч мелькнул в воздухе и с хрустом врубился в стену, потому что светлорожденный вовремя убрался с пути клинка.

Двое других монахов тоже вскочили, а светлорожденный, отпрыгнув назад, выхватил меч.

– Твой – правый! – крикнул он кормчему.

Противник Руджа, широкоплечий, жилистый, держал меч двумя руками. Солидный меч, раза в полтора длиннее, чем у Руджа. И орудовал им хуридит довольно ловко. Рудж подпрыгнул, увернувшись от удара по ногам, скользнул под руку монаха и кинжалом полоснул его по левой руке. Пустяк, царапина. Монах не мог использовать свой длинный меч на такой дистанции, поэтому он локтем отбросил кормчего и обрушил на него тяжелый клинок. Парировать Рудж не рискнул – и отскочил в сторону. И еще раз. Здоров хуридит! Машет такой махиной, словно она из дерева.

Монах ощерился: почувствовал, что сильнее. Рано, друг!

Рудж поддел ногой табурет и отправил его в физиономию хуридита. Могучий клинок разнес табурет в щепы… и брошенный кормчим кинжал вонзился в живот противника. Как и предполагал Рудж, кольчуги на хуридите не было.

Монах удивленно посмотрел вниз, на рукоять кинжала, открыл рот, но так ничего и не сказал, просто повалился на земляной пол.

Рудж обернулся.

Данил стоял у стены, наблюдая. Оба его противника валялись без признаков жизни.

Рудж улыбнулся и салютовал мечом. Затем вытащил кинжал из монахова брюха, добил раненого ударом в сердце, вытер кинжал и спрятал в ножны.

В горле у кормчего пересохло, но когда он взял со стола кувшин с вином, Данил сказал:

– Не стоит. Желудок испортишь. Там в углу, в бочонке, кажется, вода.

В бочонке оказалось пиво. И не такое уж плохое.

Они сволокли убитых монахов в угол и поужинали тем, что осталось от их трапезы.

– Скоро рассвет,– заметил Данил.– Ты сыт?

– Вполне. Теперь бы еще чистую постель без пауков и прочей дряни, приятную молодую хуридскую девушку…

– Кривоногую. Пузатую. С отвратительной кожей и таким же запахом,– усмехнулся светлорожденный.– Обойдешься без девушки. А вот поспать можешь. Думаю, спешить некуда. Готов поспорить – эти парни привыкли дрыхнуть до полудня. А значит, нас никто не побеспокоит. Укладывайся, друг Мореход, а я покараулю.

Рудж не заставил себя уговаривать. Сдвинул скамьи, стащил сапоги и улегся.

– Жестковато, зато сухо,– пробормотал он.– Эх, где моя подвесная коечка?

– Там же, где и все остальное,– буркнул Данил. Сгоревший корабль не давал ему покоя.

Рудж проснулся первым. Данил спал сидя, даже не спал, дремал. Караулил. Обнаженный меч – рядом, на столе. Железный человек. Рудж выглянул в окно: пустая улочка, покосившиеся заборы, дождь. Посреди улицы, в раскисшей земле – дохлая крыса.

Кормчий вышел наружу, помочился у крыльца. Бедняга-пард завозился под своим навесом – голодный. Рудж подставил ладони под струйку стекавшей с крыши воды, умылся. Когда он вошел в дом, Данил уже вложил меч в ножны.