Трассу уже давно строят, но никак не построят. То асфальта не хватает, то щебня, то ещё какой дряни строительной. Поэтому за время простоев вокруг трассы разрастаются всякие молодые берёзы-осины, их надо рубить. Каждый год.

Работа простая, как Катька и сказала. Маньяки топорами и пилами калечат кустарник, а мы с Упырём его относим подальше и собираем в кучи, потом сгниют. А может, не сгниют, может, японцы купят. Японцы к нам давно подбираются, у нас для них много интересного. Целая река топляков. Целый Эверест шишек. Я уж про опилочные дороги молчу. Есть у нас такая древнерусская традиция – высыпать опилки на просёлочные дороги с целью улучшения прямоезжести. За десятилетия прения и трамбовки все эти опилки сами по себе переработались почти что в целлюлозу, можно ковшом её собирать. А у нас этих дорог километры. Администрация города всё ведёт с японцами переговоры, но никак не может договориться. В цене не сходятся. Ну, да это не моё дело.

Мы с Упырём оказались самыми молодыми работягами, остальные были все мальчонки предпенсионного возраста, скорее всего их сюда с биржи труда подогнали. Я сразу взял хороший темп и заставил себя почувствовать к работе интерес, сказал себе, что не дурью маюсь, а занимаюсь важным и полезным делом. Когда работаешь с интересом, то время течёт гораздо быстрее. А потом мне ещё Упыря хотелось замотать. Замотать, чтобы он вернулся сегодня домой, раззудил бы болящие плечи, подумал бы хорошенько и решил, что завтра ему на труды выходить не стоит.

Я удивлялся. Ну, что этому барану в голову пришла идейка поработать, это понятно. Такому дурню, наверное, ещё и не такое придумывается. Но куда его родители смотрят? Если бы я был Чековым-старшим, то своего сына ни в жизнь не отпустил бы на такую кретинскую работу, да ещё в компании с социальными отбросами. Я бы его вообще на работу бы не пустил, он у меня лучше бы на ядерного физика обучался бы. Хотя, может, это такой воспитательный ход. Вон по телику показывают, что в Америке детишки миллионеров вовсю пашут в фастфуде, так что вполне реально, что упырские предки на таких позициях стоят. Воспитание трудом. Трудишься за копейки и ценишь папашкины миллионы.

Но в целом, конечно, мрак.

Проработали мы четыре часа, до обеда, как положено, затем Синицын отвёз нас в город и вывалил в центре. У меня болели руки и спина, очень хотелось есть, а ещё хотелось поваляться на койке. Упырь снова принялся приглашать меня к себе в гости, но я сказал, что надо идти к отцу в больницу.

Он отвязался, больной папаша – это святое.

Ни в какие больницы я, разумеется, не пошёл. Но и домой не пошёл, отправился в центр. Надо было развернуть придуманную ещё утром идейку.

В центре нашего городка царит настоящее захолустье. Если честно, то у нас везде захолустье, в центре это гораздо острее чувствуется. Если долго гулять в центре, то приходишь в странное состояние, описанное многими писателями, даже в книге «Последняя война» есть такое описание. Там профессор Блэксворт, устав мучить грызунов, ящериц и другую мелкую тварь, отправляется в Оклахому, туда, где он в детстве бегал меж золотых полей и запускал американского воздушного змея. И, увидев развалины своего семейного гнёздышка, он чувствует, что время исчезло и будто бы он оказался вне пространства, отрезанный от жизни непробиваемой стеной…

Вот и у меня такие же ощущения возникают в центре нашего городка. Наверное, от того, что здесь нет никаких новых магазинов, никаких ярких вывесок, а есть много всего из прошлого века. Два жёлтых двухэтажных дома, построенных ещё пленными немцами. Пустырь на месте старого сгоревшего райсуда. Гостиница времён феодальной раздробленности. Множество давно брошенных сараев, которые прогнили так, что уже не горят, а сносить их некому. А страннее всего старая железобетонная штука, на которую вешали раньше всяких героев труда, а теперь там только всякие надписи сомнительного содержания. В основном с негативными характеристиками девушек, проживающих за линией. Рядом площадь, на которой до сих пор нет асфальта, а вокруг всякие учреждения, тоже все с каким-то замшелым духом и с не менее замшелыми вывесками. Когда к нам заносит кого-то из Москвы или из Питера, то они смотрят на эти вывески и начинают оглядываться – проверяют, где они. Здесь или в каком-то другом времени. «Райпос», «Райбыт» «Гортоп», «Фооро». Я сам, когда это «Фооро» увидел, обалдел немного, потом папашка объяснил, что это всего лишь «Филиал областного общества рыболовов и охотников».