На болоте я встретил ушастого мальчишку, явившегося сюда с аналогичными намерениями. Лягушек квакало много, они сидели везде – на кувшинках, на корягах, на кочках, и, прежде чем эти дуры поняли, что над ними нависла серьёзная угроза, мы с Вырвиглазом успели устроить настоящий лягушачий геноцид.

Вырвиглаз кидал метче. Я пытался его догнать, моё отставание составляло целых пять лягушек, я во что бы то ни стало старался этот разрыв сократить и целился в горластую тварюку, вызывающе расположившуюся на дальней коряге. Но тут за спиной у меня здорово грохнуло, я ойкнул, и Вырвиглаз тоже ойкнул. Мы дружно оглянулись и обнаружили почти над собой здоровенную синюю тучу.

Потом мы бежали домой к Вырвиглазу, но всё равно не успели – градом нас прибило. Вырвиглаз сказал, что это от того, что мы перестарались. Слишком много лягушек набили – вот и град. С тех пор мы и дружили. Вернее, приятельствовали. Потому что у меня, в общем-то, нет друзей.

Это не из-за того, что я какой-то особенный индивидуалист, ну, или там какой-то ненормальный, или психика у меня травмирована как-то, нет, просто так получилось. Вырвиглаз мог бы стать моим другом, но он не такой человек. Непостоянный. То есть не так, наверное, он не непостоянный, а непредсказуемый. Иногда всё нормально неделю, иногда две, общаемся как люди, а потом у него что-то в голове перепрыгивает и он говорит какую-нибудь гадость. Про тебя или про твою семью. Не со зла, а такой у него характер.

Как дружить с таким человеком?

Никак.

Поэтому мы с ним общаемся, но не дружим. К тому же у него отличные от моих интересы. Он любит рыбалку, и летнюю и зимнюю. А я не люблю. Он себе машину хочет купить к восемнадцати, а я не хочу машину. К тому же он маньяк – помешан на девчонках, а я к ним спокойно отношусь.

Так что мы не дружим.

Его так зовут за то, что в третьем классе он поспорил с Гусечкиным. Сказал, что если он хоть раз в жизни хоть одним глазом посмотрит в сторону девчонки, то он сам себе его вырвет.

Никакой глаз он, само собой, не вырвал».

Я записал всё это, проверил, закрыл тетрадь. Потом потрогал её пальцем. Тетрадь приятно пружинила. Она распухла от моих записей, если так пойдёт, то я скоро перейду ко второй тетради. А может, уже на листах пора писать?

Эта идея мне здорово понравилась. На листах. Если по-настоящему, то надо, конечно, писать на листах. Завтра пойду в книжный магазин и куплю пятьсот листов. И хорошо бы пишущую машинку, но на неё у меня нет денег. Так что только бумагу куплю. И хорошую ручку.

Потом я кое-что ещё вспомнил, открыл тетрадь и записал это кое-что. К тому же у меня был явно настрой сегодня записывать.

«Ещё Вырвиглаз гонщик. Не вело- или мото-, а просто гонщик. Трепло, врун, короче. Сначала вроде ничего такого за ним не замечалось, хулиган как хулиган.

А потом уж не знаю, что с ним случилось, но стал он загибать.

Рассказывал, что когда они с отцом в Олений Бор за белыми ездили, то он там настоящего лепрекона встретил. И лепрекон ему подарил пуговицу. Вырвиглаз эту пуговицу показывал, пуговица как пуговица, железная, и никакие деньги искать не помогала, сколько мы с Вырвиглазом ни пробовали. Нашли пару старых пятаков, но это не считается.

Рассказывал, что у него в позвоночнике молибденовый штырь – что типа в детском саду он нехорошо ударился и, чтобы не возникло искривление, ему в спину имплантировали самый современный протез, и он прижился. И теперь на этот штырь он может принимать разные радиостанции, но только ночью, когда воздух сухой и его проницаемость повышена.