Лерой опустил голову на край рюкзака, устало закрыл глаза и мгновенно провалился в глубокий сон.

* * *

Ночь застала Ворона у болота. Несмотря на то, что луна светила ярко, переходить его он не рискнул. Да и торопиться ему некуда, он был уверен, что Аспид залег на одном из островов. Расположившись под деревом, он достал из рюкзака банку тушеного мяса, зачерствелую лепешку и фляжку с виски. Сделав несколько глотков спиртного, отломил кусочек лепешки и закусил. Теплая, приятная волна пробежала по телу. Достав из кармана нож, Ворон открыл банку. Об одном он сейчас жалел, что нельзя развести костер и пожарить свежее мясо. Мародеров он не опасался, видел, как те после разговора со странным типом в сером плаще, отправились совсем в другую сторону. И возможно его костер скрыли бы от посторонних глаз деревья, но проводник не хотел рисковать.

Покончив с ужином, Ворон лег спать, подложив свернутый гамак под голову. Глядя на серебристое болото, освещенное лунным светом, старался ни о чем не думать, чтобы скорей заснуть. Но жители болота не спали, где-то вдалеке кричала птица, ей отвечала другая, пением это было трудно назвать. В воде сидя на кочках, громко квакали жабы, а в траве порхали светлячки. Совсем рядом, хлопая крыльями, пролетел филин и, не заметив проводника, сел на ветку соседнего дерева. Но внезапно все стихло.

Ворон насторожился, прислушиваясь. Кто-то шел по воде в его сторону и был наверняка не один. Птица, повертев головой, издала гортанный звук и, взмахнув крыльями, улетела. Ворон взял в руки автомат и, прижавшись к дереву, стал ждать. Сначала он услышал приглушенное рычание, а потом и увидел их. Стая Пещерных мутантов, из пятнадцати особей, шлепая по воде конечностями, продвигалась по краю болота. Затаившись, он продолжал наблюдать, опасаясь, что они могут его учуять. Мысленно оценив ситуацию, Ворон понял, что не сможет отбиться от них, если мутанты набросятся на него все сразу. Но к его счастью, людоеды, постояв на берегу, несколько минут, двинулись дальше, переговариваясь между собой короткими рыкающими звуками. Проводив их взглядом, он снова лег, закрыл глаза и медленно погрузился в поверхностный чуткий сон, просыпаясь при каждом шорохе. Ему снились сны, обрывочные, нелепые. И почти в каждом из них он видел Ханну…

Девушка стояла на пустынной дороге и ветер трепал светлые длинные волосы, пронося над ее головой желтые листья. Это была не осень, просто листья вдруг пожелтели и стали сыпаться с веток вместе с пушистыми хлопьями снега. Падали на зеленую траву, засыпая лесные цветы. На Ханне было оранжевое платье из легкой ткани, ноги босые. Ветер дул холодный, пронзительный, несмотря на яркое солнце. Ему неожиданно захотелось согреть девушку, но он никак не мог приблизиться к ней, шел, но все время оставался на одном месте. Ворон протянул ей руку в надежде, что Ханна сама преодолеет расстояние, разделяющее их, но она не сдвинулась с места. И вдруг за ее спиной появился странный человек, в сером плаще прихрамывающий на одну ногу. Он подошел к девушке совсем близко и, распахнув плащ, укутал ее. Новый порыв ветра поднял вверх все опавшие листья, и они словно омут поглотили их, кружась по кругу. Зеленели на глазах чудесным образом и обратно возвращались на ветви деревьев. А странный человек и Ханна стояли на дороге, медленно тая, словно утренний туман под лучами солнца. И вдруг понял проводник, что не человек то был, а сама Зона явилась ему в подобном образе.

Ворон открыл глаза и долго смотрел на сумеречный туман окутывающий черные силуэты елей. Как только забрезжил рассвет, он поднялся, умылся прохладной водой и разжег костер. В утреннем тумане огонь не так заметен. Набрав в котелок воды, в более чистом не подернутым ряской, месте, подвесил его над огнем, бросив в жидкость горсточку сухого чая и щепотку Жабьей травы. Оставив рюкзак у костра, проводник взял с собой автомат и пистолет с глушителем, и отправился на охоту. Обычно у воды полно всякой дичи, и побродив с полчаса по болоту, ему посчастливилось подстрелить дикую утку. Стая птиц резвилась в проточной воде, где в болото впадал ручей. В утренней тишине выстрел прозвучал глухо, но его все равно могли услышать.