Увидев, что язык очнулся, Шубин придвинулся к нему и сказал на немецком:

– Ага, вот мы и пришли в себя. Это хорошо. Теперь можно побеседовать. Будешь честно отвечать на вопросы – сможешь остаться в живых. Станешь юлить, врать – буду резать тебя на части. Все понятно? Кивни, если понятно.

Немец несколько раз кивнул. Он явно хотел жить, и он был готов говорить. Это устраивало Шубина, хотя он знал, что потом его будет мучить совесть. Ведь он не собирался оставлять языка в живых – он просто не мог этого сделать, потому что им предстояло идти еще вперед, в глубину вражеской обороны, не меньше десяти километров, а затем возвращаться обратно, и часовой будет им обузой.

– Значит, мы договорились, – заключил Шубин и вынул кляп изо рта пленного.

Отплевываясь, тот заговорил:

– Да, я готов вам рассказать все, что знаю, господин офицер. Но учтите: я знаю не очень много, ведь я простой рядовой…

– Как твое имя?

– Карл Шмидт.

– А как называется часть, в которой ты служишь?

– Второй батальон 383-го стрелкового полка.

– Что ваша часть здесь делает?

– Мы охраняем склады с артиллерийскими снарядами. Но если говорить честно, охранять там нечего – склады почти пустые.

– Почему так?

– Потому что армия готовится к отходу. Артиллеристам приказано расстрелять все имеющиеся запасы снарядов, чтобы не тащить их назад в тыл. Поэтому все последние дни наши артиллеристы ведут усиленный обстрел русских позиций. Вчера вечером мы отправили на передовую последние ящики со снарядами.

– И когда же армия начнет отходить?

– Так она уже несколько дней как начала. Склады, расположенные глубже в тылу, уже полностью вывезли. Все, что находится в городах – в Ржеве, Сычевке, Гжатске, – уже неделю как грузят и отвозят в тыл. Отправили в тыл все госпитали, уехали туда снабженцы. Так что остались только боевые части.

– А когда начнут отходить боевые части?

– Офицеры нам этого, конечно, не говорят. Но судя по тому, что снарядов совсем не осталось, завтра или послезавтра.

– Для отхода вам нужно устроить промежуточные линии обороны. Где проходит ближайшая такая линия?

– Точно не знаю. Но, кажется, не очень далеко.

– У вашей тыловой части есть соседи? Справа, слева?

– Севернее, ближе к Ржеву, стоят танкисты. Это не тыловая часть, они просто стоят в резерве, потому что наступать наша армия здесь точно не будет и танки не нужны. Они, наверное, будут отходить первыми или в числе первых.

– Здесь, в тылу, есть заминированные участки местности?

– Нет, зачем? Заминирована только промежуточная линия обороны.

– Как войска будут эвакуироваться – на машинах?

– Кто-то поедет на машинах, кто-то пойдет пешком, кто-то по железной дороге, пока она еще работает.

– А почему она не должна работать?

– Потому что есть приказ нашего верховного командования – вывести дорогу из строя.

У Шубина, в общем, больше не было вопросов к рядовому Шмидту. Допрос рядового надо было заканчивать, а вместе с ним пускать часового в расход. Но Шубин совсем не хотел мучить этого парня. Он хотел все сделать так, чтобы Карл Шмидт до последнего был уверен в том, что останется в живых.

– Ну, Карл, пока на этом все, – сказал разведчик. – Сейчас мы соберемся и пойдем. От тебя при этом потребуется полное молчание. Ты меня понял?

– Да, господин офицер, я буду нем как рыба! Не издам ни одного звука! – заверил пленный.

– Вот и хорошо, – сказал Шубин.

Он встал, открыл свой вещмешок и начал оглядываться, словно в поисках чего-то. Шагнул в сторону, словно за какой-то вещью, и, оказавшись за спиной пленного, наклонился к нему и одним быстрым движением перерезал ему горло. Кровь хлынула потоком, заливая шинель рядового Шмидта. Он повалился на бок, дернулся и застыл.