Лев привычно сел за рояль, пальцы легко и ласково пробежались по клавишам. Повелительный кивок – и начались эти бесконечные нудные ми-ми-ми. Но… Я закрыла глаза и поняла, что это – красиво. И даже на уровне распевки – музыка.

- А что вы любите, Олеся Владимировна? - вдруг обратился ко мне Артур.

Кстати, выглядел он по-прежнему погано, но голос уже зазвучал.

- Я? – Я улыбнулась. – Бардов. Рок. Я много чего люблю.

- А что для вас спеть?

Ой, он обаяние включает, ты ж моя прелесть. Как говорит моя подруга: «Не люблю мужиков, которые глазки строят лучше, чем я!»

А этот… тенор… явно в этом деле профи. Вон как сверкает глазами, поганец.

- Так что?

Я задавила в себе грубость: «Вашу концертную программу чисто». Пожалуй, одной выволочки от Томбасова им на сегодня хватит.

Лев что-то наигрывал на рояле, Иван выдал Сергею распечатки с нотами,  и они что-то увлеченно обсуждали. Безмолвно, тыкая пальцами в листы и переговариваясь взглядами.

- А нормальную партию можно? – Сергей пытался говорить тихо, но его было хорошо слышно. – Без вот этого «ла-ла» на одной ноте.

- Можно! – Иван, просияв, начал быстро писать по нотной бумаге, что-то напевая.

- Назовите песни, которые первые приходят вам в голову.

Настырный Артур никак не мог угомониться.

- «Аве Мария», «Марш юных нахимовцев», «Вместе весело шагать». И… «Крылатые качели».

- Вы пели в хоре! – радостно завопили все четверо разом.

- Вы меня раскрыли, - улыбнулась я. – По мнению моей мамы, хорошая девочка из хорошей семьи должна окончить музыкальную школу. Без этого никак.

- И вы?..

Лев поднял голову от рояля, не переставая наигрывать. Его лицо закрыто длинной гривой, но от вида длинных сильных пальцев, что нежно касаются клавиш, можно просто захлебнуться слюной. Хорош… Как хорош!

- А? – Я поняла, что у меня спрашивают. - Я? Нет. Я бросила.

- Почему?

- Бунт.

- И вам позволили? – с таким ужасом в голосе сказал Иван, словно ему безжалостно сообщили, что Бузову приняли на хоровое пение в консерваторию.

- Да, -  с удивлением посмотрела я на него.

Нет, мы с мамой, конечно, не разговаривали какое-то время, она обижалась. И злилась. Но мое решение приняла.

Снова взгляды.

И я внезапно понимаю, кого они мне напоминают. Они как Клео, только в человеческом и мужском обличии. А с точки зрения эстетического наслаждения не только составят ей конкуренцию, но и выиграют в этой борьбе, прости, Клеопатра. - А вы можете спеть «Крылатые качели»? – улыбаюсь я им.

Ну хотят мужчины показать класс и поразить даму. Вот пусть показывают и поражают.  Зачем я буду им мешать?

- Слушайте! - Иван смотрит на своих с детским восторгом. – Что ж мы про «Качели» забыли? И в концертную программу не поставили.

- А ты их в детстве не напелся?

А вот Артур эту песню не любит, вон как скривило. А ты думал? Мало того, что перечислю песни, так еще и назову ту, которую ты любишь или умеешь петь? Ага, сейчас. Зря, что ли, я ваши концертные программы отсматривала?

Кто кровожадный?! Я! Кому коварство второе имя? Мне!

Но ребята сдаваться не привыкли и вызовы, судя по тому, как зашевелились – любили.

Лев оторвался от наигрывания чего-то страдальческого, похоже, собственного сочинения. У Артура заблестели глаза, он словно очнулся. Иван и Сергей, правда, как что-то расписывали на нотных листах, так и продолжили.

- Только мне текст нужен, - не поднимая головы, быстро что-то набрасывая и одними губами напевая, проговорил Иван.

- Не, молодец какой, - возмутился Артур. – Он текста не помнит, можно подумать, мы всю ночь учили.

- Ты их все равно никогда не помнишь, - беззлобно поддел его Иван.