И решаешь для себя что-то и говоришь недобро: «Ну, хо-ро-шо!» И дальше начинается выковыривание мозгов чайной ложечкой. Прежде всего – себе. В этом году никакущему девятому классу, от которого отказались все, мне удалось объяснить, как писать экзаменационное сочинение сразу в сентябре. Выдала им текст и спросила, что такое доброта. А текст был про кошку, в которую злые люди плеснули кипятком.

Девчонки, наши шебутные, непокорные, хабалистые девчонки, с которыми сладить никто не мог, все как на подбор из крайне неблагополучных семей, едва сдерживали слезы, маты и шипели: «Убивать таких надо!» Мы долго разговаривали. И я выяснила про них одну интересную вещь: насколько они не любили людей, насколько были разочарованы в них, настолько обожали кошек и собак. Бездомных, брошенных. На этой почве мы и нашли общий язык. А после того, как пристроили вместе нескольких кошек… Они и сами сдали отлично, и парней заставили.

А тот текст, с которого начался наш разговор, я скачала для первого занятия совершенно случайно. Или случайностей не бывает?

Так что теперь я испытывала похожий душевный подъем. Во мне зудело желание доказать, что я и с этим вызовом справлюсь.

Смешно. Тщеславно… Охо-хо.

На этой плодотворной мысли я и заснула.

Я ведь все понимала. Чувствовала, что машина останавливается, мне подсовывают подушку. Машка негромко смеется, дождь шуршит за окном, тикают дворники, скрипя по лобовому стеклу. Радио хрипит – помехи. Иногда голос диктора прорывается, но потом снова тонет. Водитель почему-то радио не выключает, несмотря на то что в этой части дороги оно совсем не ловит. Мы снова едем. Дочь пытается покормить водителя, Клео забирается ко мне, утыкается носом. Я все это слышу, только глаз раскрыть не могу. Но мне хорошо и почему-то спокойно, хотя я всегда боюсь заснуть в машине - никогда не сплю даже в качестве пассажира. Но сегодня – странный день.

- Сегодня по Санкт-Петербургу и области дожди, ветрено, но уже завтра ветер переменится и….шшшшшш…

Ветер переменится. Переменится ветер…

- Маш, дай-ка плед. Вот так… И сама что-нибудь накинь – сильный ветер…. Зонт! Возьми его…. Взяла? Аккуратно…

В ветер вплетается бархатный голос, он что-то говорит Машке сначала громко, потом шепотом. Я улыбаюсь. Меня подхватывают на руки, шепчут: «Приехали». И мне становится так хорошо, так приятно, как будто я после длинной, бесконечно длинной дороги попала домой. Я обнимаю мужчину – сильного, мощного, притягательного. Утыкаюсь ему носом в шею, вдыхаю легкий, едва уловимый запах ветра и моря. Слышу довольный смешок над собой. Меня несут. Бережно. И я засыпаю окончательно.

Ночь. В окно смотрит луна. Чужой дом, в котором я оказалась. Странно, но нет тревоги. Я поднимаюсь, открываю все двери подряд. Одна ведет в гардеробную, вторая – в лавандовую ванну, третья – в коридор.

В соседней комнате сладко спит Машка, а Клео караулит ее сон.

«Выспалась? – говорит ее снисходительный взгляд. – Да, замучила ты себя изрядно. Иди, отдыхай, я присмотрю».

Я улыбаюсь кошке и уже собираюсь было идти спать дальше, как вдруг… слышу мужские голоса где-то внизу. Слышу свое имя.

Тихонько иду на них – надо же узнать больше, чем мне сказал господин Томбасов. Осторожно спускаюсь по лестнице, держась за перила, не хватало еще споткнуться. Огромный холл едва-едва подсвечен из-за приоткрытой двери, откуда слышатся голоса.

- Слушай, Олег. Не хочу.

Где я эти низкие чарующие звуки слышала?

- У тебя отпуск был годовой.

О, вот этот язвительный и упрямый голос я знаю. И даже коньячные нотки в нем присутствуют, но больше – усталость. Это у нас господин Томбасов собственной персоной.