– Спортом занимаемся.

– В коридоре? – удивился полковник. – Необычный способ.

– Согласны-ы-ы! – взревели за окном.

– Подозрительные у вас тут звуки раздаются, – ехидно заметил Ворохватов. – Разрешите узнать, кто это там так кричит?

Иван Арнольдович двинулся в сторону группы Кулапудова. Курсанты стояли незыблемой стеной.

– Мне плохо видно, – не совсем по уставу просящим голосом заметил старший лейтенант.

«Ага, спесь-то убавляется!» – довольно отметил про себя Мочилов.

– Да что там смотреть, обыкновенные учения, – нашелся Санек Зубоскалин.

– И все-таки разрешите, – протиснулся старший лейтенант. – Ого! – глубокомысленно отметил он.

Краткое восклицание заинтересовало и заставило зависнуть в окне не только наших старых знакомых, но и правительственных гостей. Маска беспристрастности на их лицах сменилась некоторым любопытством.

Внизу, на положенном вверх дном тазике в позе оратора стоял неприлично голый Садюкин и, воодушевленно размахивая правой рукой, держал речь. Увлекаясь темой повествования, он порою ослаблял левую руку, придерживавшую скромных размеров полотенце, обмотанное вокруг бедер.

Слушатели были более чем благодарны. Поминутно из их рядов доносились восклицания: «Верно!» или «Правильно говоришь!», звучали аплодисменты. Федя под шумок успел смыться.

– Опять пропал, – безнадежно выдавил Кулапудов и вытер навернувшиеся на глаза слезы.

Аномалии продолжались.

Леха Пешкодралов довольно подставлял круглые щеки ласковому ветерку и щурился на щедро светящее майское солнце. Он был на пике блаженства. В парадной форме, начищенных до блеска ботинках, он прохаживался от памятника Ленину к памятнику Столыпину, заносчиво смотрящих друг на друга, и радовался. Сбылась его мечта. Он – патрульный милиционер. Посмотрел бы на это Ленька Шабашок. Вот обзавидовался бы!

Пешкодралов довольно шмыгнул носом и, повернувшись на триста шестьдесят градусов, подставил другую щеку под ласковые лучи. Солнечное тепло расслабляло и мешало со всем вниманием следить за порядком на улице. Леха, забывшись от удовольствия, приятно погладил рукой поджарый, с бугорками мышц, живот.

– Вот, если будешь себя плохо вести, когда вырастешь, станешь милиционером, – пожурила своего малыша проходящая по тротуару мамаша.

– Не хочу быть милиционеро-о-ом, хочу быть банкиро-о-ом, – обиженно заныл малец.

Глупая улыбка с лица курсанта мгновенно сползла. Обида волной подкатила к горлу парня, заставив сурово свести брови у переносицы. Мальчик заметил это и, испугавшись грозного вида милиционера, икнул.

– Не слушай ее, мальчик, – торжественным голосом произнес Леха. – Работа стража порядка почетна и ответственна.

Пешкодралов еще сильнее сгустил брови, прочувствовав всю значимость произносимого. От испуга мальчик икнул три раза подряд и, отступив на пару шагов назад, рванул в противоположную сторону от страшного дядьки. На противоположной стороне пролегала оживленная трасса. Элегантная «Победа» пенсионного возраста со срезанным верхом на манер кабриолета неслась со скоростью шестьдесят километров в час прямо на ребенка. Женщина ахнула, а Леха внутренне подобрался, решив для себя: сейчас или никогда он совершит подвиг, который не стыдно будет записать в скрижали истории. Или хотя бы в мамину тетрадь, в которой она отмечает все памятные события, произошедшие в родной Дрыщевке.

– Извините, гражданка, угроза дорожно-транспортного происшествия, – мимоходом бросил курсант мамаше и рванулся спасать невинную душу.

Душа меж тем замешкалась у самого бордюра, заметив, что у нее развязался шнурок. Однако Пешкодралов, набрав скорость, остановиться уже не мог и в мгновение ока оказался на дороге, среди мчащихся с нервозной скоростью машин. Снующие туда-сюда автомобили вскружили голову привыкшему к темпам размеренных кляч деревенскому парню. Даже тошнота подкатила к горлу. Скрип тормозов пронзил воздух. В глазах помутилось. В синеватой дымке кабриолет расплылся до неприятной жирной кляксы, нечеткая фигура поспешно выплыла из него и знакомый голос спросил: