– Есть ли, на ваш взгляд, у современного Кремля концепция «народного единства»? Вокруг чего должен объединяться народ – вокруг идеи «сильного государства», вокруг вилл и яхт олигархов, вокруг швейцарских часов патриарха etc.?

– Убедительной концепции пока нет. Такой концепцией могла бы стать двухконтурная доктрина Русского мира. Что это такое? Есть контур государственного патриотизма, есть контур народного патриотизма. Дело в том, что Русский мир активнее и пассионарнее государства, он способен подстегивать государство и опережать его. И в то же время русский народ не может без государства, оно не всегда справедливое, не всегда симпатичное, не всегда милосердное, но необходимо ему для фиксации его собственных достижений и побед.

Этот праздник, День народного единства, подчеркну еще раз, символизирует не победу, которую народ одержал над нашествием по приказу власти, он символизирует победу народа над собственной неорганизованностью, над своей неспособностью к подлинной гражданственности и ответственности. Это дата рождения Русского мира как всенародного победоносного ополчения. Я уже говорил, что этому духу соответствует и нынешний дух «крымской весны». Пока не понятно до конца, можно ли все это соединить в календарных датах. Думаю, и не нужно это соединять, пусть дух Русского мира, дух Минина и Пожарского, дух Крыма и Донбасса 2014 года, дух «Бессмертного полка» разольются по всему годовому циклу. И пусть появятся новые даты и праздники. При этом 7 ноября в данном контексте обретет свое достойное место в национальном календаре – оно будет символом наших советских парадов, нашей славы.

Концепция народного единства должна прийти не из Кремля, а снизу, и, по-моему, она уже не за горами.

– 4 ноября, кроме прочих смыслов, символизирует освобождение России из-под власти иноземных шляхетских кланов. В то же время стало общим местом говорить о том, что РФ до сих пор находится под «внешним управлением», поставив свою экономику, банковскую систему и пр. в прямую зависимость от Запада. Насколько это так, и не выглядит ли на этом фоне 4 ноября упреком современному Кремлю?

– 4 ноября главная победа была не над поляками, а над переметными боярами, над духом Семибоярщины, над духом мародерской вольницы. Ведь секрет успеха «внешнего управления» не в силе Запада, а в слабости Москвы.

Сейчас идет переломный процесс – отсеивание козлищ от агнцев, «офшорных аристократов» от подсанкционных «служилых людей». Да, государство наполовину еще старое, олигархическое, оно так и не вышло до конца из состояния «недружественного поглощения» мировыми финансовыми кланами.

Вообще разорвать с мировыми воротилами не так легко. Некоторые историки считают, что Сталин играл на противоречиях между ними, но и находился в зависимости от них едва ли не до 1946 года. И это притом, что они зарабатывали на мировых войнах триллионы, наживаясь на поставках всем воюющим сторонам. И только с приходом Трумэна, когда были попраны ялтинские обещания Рузвельта, Сталин пошел на жесткий разрыв с Западом в целом. Тогда-то и началась холодная война.

Сейчас мы стоим на пороге подобных решений, может быть, незаметно для себя мы уже преступили этот порог?

– Что такое «огненный патриотизм», о котором вы говорили сравнительно недавно? На каких чувствах и идеологемах он должен базироваться? Чаадаев, к примеру, утверждал, что не через Родину, а через Истину лежит путь на небо. Что важнее: Родина или истина?