– Вот еще одна цифра, как и говорил Винсент, – сказала Мина. – И это то, во что вы не верили и что мы с вами пропустили.

Коллеги дружно вытянули шеи. Теперь все смотрели, во всяком случае, заинтересованно. Изогнутая бровь Рубена красноречиво выражала скепсис. Педер хлопал глазами, стараясь сфокусировать взгляд.

Мина снова показала на фотографию в прозекторской:

– Конечно, это было замечено при осмотре и занесено в протокол вскрытия. Но, с учетом истории Агнес, мы списали порезы на ее психическое нездоровье и не особенно ими занимались.

– Мы решили, что это она сама себя изрезала, и это объяснение все еще не потеряло силы, – скептически заметил Рубен, откидываясь на спинку стула. Он забросил ногу на ногу и раскачивался всем телом.

– Разумеется, такое вполне могло быть, – спокойно согласилась Мина. – Мы с вами видели и более странные вещи. Если бы только еще не это…

Мина показала на другой снимок, а потом – еще на один, в том конце доски, где были фотографии первой жертвы из ящика.

Ничего объяснять не пришлось, снимки говорили сами за себя. Юлия встала и подошла к доске. Еще раз вгляделась в фотографии, на которые показывала Мина.

– Разбитые часы…

Мина кивнула:

– Именно. И у этой жертвы тоже разбитые часы, которые показывают два часа ровно, а часы женщины из ящика – ровно три. Я верю в одно совпадение, но не в два.

Тишина в комнате сгустилась. Каждый старался переварить то, что только что сказала Мина.

– Думаешь, это сделал один человек? – неуверенно спросил Рубен. Теперь он был почти готов прислушаться к версии Винсента.

– А ты как думаешь? – в свою очередь, спросила Мина.

Рубен как будто собирался что-то возразить, но снова закрыл рот. Юлия с серьезным лицом рассматривала фотографии, выставленные Миной.

– Мы должны еще раз пройтись по всему этому с самого начала, – сказала она. – Рассмотреть все до мельчайших деталей. Приготовьтесь к долгому вечеру. Позвоните домой и предупредите, что сегодня не получится вернуться пораньше. Хорошая работа, Мина.

Все закивали. Педер прокашлялся.

– Но если есть жертва под номером три, – начал он, едва ворочая языком от усталости, – и жертва под номером четыре, то этот убийца много чего успел сделать, прежде чем обратил на себя наше внимание, так?

– Вот и я спрашиваю себя о том же, – кивнула Мина.

Она потрогала пальцем папку. Что-то здесь было не так. Нечто такое, что она должна была увидеть, постоянно ускользало от ее внимания. Мина тряхнула головой. Все всплывет на поверхность рано или поздно.

Она вытащила из кармана упаковку влажных салфеток и протянула несколько штук Педеру:

– Вытри под носом, там тебе кое-что пририсовали.

Винсент с трудом открыл глаза. Бо́льшую часть ночи он просидел за компьютером в поисках информации о возможных продавцах и покупателях ящика и прилагавшихся к нему мечей. Он столкнулся с серьезной проблемой. Количество предложений могло бы удивить непосвященного человека. Желание во что бы то ни стало оправдать ожидания Мины нагнетало стресс. С другой стороны, именно это и держало Винсента на плаву, не давая провалиться в сон.

Спустя пару часов он проснулся от странного звука и долго не мог понять, что это такое. Как будто пение – абсолютный диссонанс. Невообразимые перепады из одной тональности в другую заставили Винсента пожалеть о том, что природа одарила его хоть каким-то музыкальным слухом. Выражение «медведь на ухо наступил» раздражало его своей легкомысленностью. На самом деле речь шла о редком феномене – неспособности человека отличать одну звуковую последовательность от другой. Полная противоположность этому – абсолютный слух, то есть способность узнавать отдельные по высоте звуки даже без соотнесения их друг с другом. Относительный слух означает, что человек может различать интервалы между звуками, не распознавая их по отдельности. И вот сейчас для Винсента настал момент возблагодарить судьбу за то, что наделила его всего лишь относительным слухом.