– Собирайся? – удивился я. – Куда?
– На службу, куда же ещё! – удивился не менее моего визитёр. – С доктором я уже договорился. Он считает, что ты пошёл на поправку. Всё равно через два-три дня выписали бы. А что касается твоего здоровья… Ну, какое-то время позанимаешься бумажной работой, а то у нас совсем дело швах.
Тьфу ты! Накаркал Мишка! Походу придётся мне побыть канцработником или как там их называют в это время. С другой стороны – не пишбарышней, и то хлеб!
А валяться в госпитале надоело хуже горькой редьки.
– Слушаюсь! – обрадованно произнёс я, вызвав некоторое недоумение во взгляде мужика в кожанке.
Неужели узрел в моих словах что-то старорежимное, оскорбительное для его уха? М-да, похоже, язычок-то придётся покусывать… как бы не ляпнуть ненароком нечто вроде «товарищи офицеры». Могут не понять, а непонимание в некоторых вопросах тут заканчивается «стенкой».
А что же всё-таки произошло, если понадобилось выдёргивать раненного сотрудника. В принципе, вполне логично выведать об этом у того, кто прибыл по мою душу. Да и странно будет, если я не поинтересуюсь.
– А что стряслось-то? – спросил я. – Где Мишка? Обещал вчера зайти, да видимо, закрутился.
Вот хрен его знает – говорят так сейчас «закрутился» или это жаргонизм более позднего времени?
Но товарищ в кожаном вопрос понял.
– Вчера в округе видели банду Левашова. Сабель тридцать – не меньше. Туда уже бросили ЧОН, ну и наших на усиление. Народу осталось с гулькин хвост. Так что каждый штык на счету.
– То есть Мишка там? – облегчённо вздохнул я.
Приятно знать, что твой друг хоть и находится на передовой, но с ним ничего не случилось.
– Без него точно никак, – усмехнулся товарищ в кожаном.
Меня подмывало спросить собеседника, как его зовут, сославшись на всю ту же амнезию, но я не успел.
Появилась санитарка с ворохом одежды. Очевидно, это мой гардероб, то есть гардероб настоящего Быстрова, который до выписки держали в кладовой госпиталя.
Поглядим, в чём довелось рассекать моему старому «я».
Собственно, всё вполне ожидаемо. Гимнастёрка явно из старых запасов ещё царской армии, о чём свидетельствовали шлейки для погон. Вытертые галифе. Как ни странно – никакой «будёновки», или «фрунзевки», а то и «богатырки» (хрен знает, как в данное время называют данный головной убор), вместо неё какая-то мятая фуражка, зато с красной звездой. Из положительного – свежевыстиранный комплект нижнего белья. Мама дорогая, да я в точно такой же рубахе и кальсонах срочную проходил. Вот она – преемственность традиций почти на века.
И чуть не забыл: портянки (тоже свежие) и стоптанные сапоги, кстати, не кирза – её ещё не придумали.
С наматыванием портянок никаких проблем – этой нехитрой науке меня в армии туго научили, вовек не забудешь. Кто бы что ни говорил о берцах, но в ряде случаев сапоги и «онучи» предпочтительнее. Можете клеймить меня ретроградом!
Само собой, укладываться в армейский норматив сорок пять секунд от меня в данный момент не требовали, однако собрался я быстро. Да собственно, чего тут собираться – как нищему: только подпоясаться.
«Кожаный» оглядел меня со всех сторон и удовлетворённо кивнул:
– Порядок!
Было в нём что-то от унтера прежних времён. Впрочем, не удивлюсь, если так оно и есть. Почти все, кто постарше меня, успели повоевать не только в Гражданскую, но и в Первую мировую.
У больницы нас ждал легковой автомобиль, за баранкой которого сидел ещё один товарищ в кожаной куртке, только вместо кепки на его голове был шлем, а на глаза надвинуты очки-«консервы».
Крепыш сел рядом с водителем, я разместился на мягком сидении сзади.