– Он как? – Гуров кивнул на Толика, шлепнул пальцем по губам.

– Могила, – ответил Степан.

– Смотри, ты сам сказал, что Гоги не простит. – Гуров увидел, как метнулся взгляд Степана, понял, что смысл сказанного дошел по назначению, и продолжал: – Я, Степан, человек мирный, интеллигентный, приехал отдохнуть, если Георгий Акимович Мельник пожелают, обсудить некоторые вопросы. А ты сразу драться, нехорошо. Теперь мы оба в глупом положении. Извечный русский вопрос: что делать?

– Ты с Гоги знаком?

– Заочно.

– Значит, бумажки о нем читал, – понял Степан. – Так ты его не знаешь.

– Степан, давай столом мента придушим, – снова возник Толик, – ключ и пушки отнимем.

Степан провел ладонью по лицу приятеля, подвинул ему стакан:

– Закройся, без тебя тошно.

– Слушай, Степан, внимательно, постарайся понять. – Гуров выдержал небольшую паузу. – Я вас сейчас отпущу, если вы начнете безобразничать, пристрелю. Пистолеты с вашими пальчиками вот тут, – Гуров похлопал себя по карману, – так что у меня – самозащита, у вас – крематорий. Понятно? Георгию Акимовичу Мельнику я ничего не скажу, вы будете ему служить, словно ничего не произошло. Ему – служить, а мне немного прислуживать. Обыкновенный шантаж в нашей с вами жизни дело обычное. Есть контрпредложения? Вопросы? Нет. Тогда с богом.

Гуров бросил на стол ключ от наручников.

– Браслеты с ключиком оставьте на столе, прикройте салфеткой и топайте.

Сыщик отошел к буфетной стойке. Степан не раздумывал, сейчас главное освободиться, а дальше жизнь покажет, мент еще горько пожалеет. В машине имелись пушки не хуже, главное – не дать менту выйти с территории.

Степан бросил наручники на стол, прикрыл салфеткой. Гуров пил сок из запотевшего стакана, с улыбкой наблюдая за боевиками, которые, потирая ушибленные места и натертые кисти рук, решали, что теперь делать.

– Двинули, что ли? – буркнул Толик.

Степан был умнее, решил сделать вид, что смирился.

– Лев Иванович, как мне с Гоги говорить? Он велел вас отсюда выселить.

– Передай, я с ним встретиться хочу. – Гуров тихо рассмеялся. – Вы на улицу сейчас не выходите, поднимайтесь на второй этаж, а я блокирую ваш транспорт. Ты, надеюсь, соображаешь, Степа, я же здесь не один, и через пять минут ваши пушки уплывут в Москву. Если со мной, не дай бог, что случится, о вашей судьбе побеспокоятся.

Никакого связника у Гурова не было, и отослать пистолеты он никак не мог. Он блефовал, но за неимением гербовой пишут на простой.

Толик переминался с ноги на ногу, натужно сопел, ждал, когда закончат трепаться и надо будет действовать. Эти действия представлялись ему весьма простыми. Следует выйти, встать за дверью, двинуть мента по башке, отнять свои пушки и ни о чем не думать, для того иные люди имеются.

– Что еще желаете? – спросила Настя, выглядывая из кухни.

– Благодарствуем, – ответил Гуров, кивнул боевикам: – До встречи.

Когда они вышли, сыщик взял наручники и, отдернув льняную занавеску с алыми петухами, выпрыгнул в окно.

Толик, шагнув за дверь, встал за косяком. Степан не знал, что еще придумает мент, чуял, так просто тот не дастся, и остановился в нерешительности. И в это время из холла в коридор упала тень, раздался укоризненный голос:

– Степан, нехорошо, мы же договорились, вы подниметесь на второй этаж.

– Мать твою! – выругался Толик.

Степан толкнул напарника в бок и направился к лестнице. Гуров стоял метрах в десяти от площадки, и схватить сыщика не представлялось возможным.

Когда боевики скрылись за лестничным пролетом, Гуров выскочил на улицу, подбежал к «Волге», дернул за ручку. Как и следовало ожидать, двери заперты не были. Сыщик приподнял заднее сиденье, положил под него пистолеты, захлопнул дверцу, оглянулся, – вроде никто не видел.