Этот наскок на иезуитов, способный поколебать и самые твердые умы, не лишил их смелости, и они продолжали открывать коллежи и устраивать публичные лекции в Париже.
Они не осмеливались открыто заявить о своем намерении преподавать теологию, но в 1609 году получили жалованные грамоты от Короля, в которых содержалось разрешение делать это в открытых ими учебных заведениях.
Казалось, это никак не затрагивало Университет, в котором лояльно относились к любому преподаванию гуманитарных наук и философии. И все же Университет выступил против, основываясь на убеждении, что отцы-иезуиты преследуют иную цель и стремятся к большему, чем просто преподавание неких дисциплин, и тогда они отказались от своего намерения.
Теперь, когда не стало Короля, когда его смерть все поставила под вопрос, они не столько преодолели волну негодования, поднявшуюся против них, сколько продолжали добиваться своего и прежде всего разрешения преподавать в их коллеже в Клермоне. 26 августа они вновь получили жалованные грамоты.
Университет выступил резко против, но, несмотря на то что иезуиты завоевали различными способами на свою сторону многих университетских, в этом году им все же пришлось приспустить паруса, чтобы переждать бурю, вновь поднявшуюся против них, на сей раз из-за книги кардинала Беллармина>67, отклика на книгу Барклэ «De Potestate Papae»[8].
Парламент счел эту книгу содержащей положения, противоречащие независимости, присущей королевской власти, от какой-либо другой силы, кроме Господа Бога>68, и потому постановлением от 26 ноября запретил под страхом обвинения в оскорблении Его Королевского Величества получать, печатать либо выставлять на продажу сей труд. Папский нунций был очень недоволен таким решением, и тогда Король из почтения, с которым его предки относились к папскому престолу, велел отсрочить выполнение постановления.
А 3 октября испанский Король своим эдиктом запретил печатать, продавать и иметь в своем государстве одиннадцатый том «Анналов» Барониуса>69, поскольку они содержали, по его мнению, положения, противоречащие его власти и его правам на Сицилию. Его воля была неукоснительно исполнена, невзирая на протесты нунция.
Христианский мир имел случай убедиться в различии, существующем между подлинными чувствами, которые французы питают к религии, и внешней показной религиозностью испанцев; но многие сочли, и не без оснований, что наше легкомыслие заставляет нас уступать другим в тех вопросах, где требуется твердость.
Однако я не хочу, чтобы рассказ о книге Мариана увел меня в сторону от событий, которые иезуиты пережили в этом году, к тому же пора вернуться ко двору, где мы оставили Королеву перед лицом вернувшегося графа Суассонского.
Истощив все запасы доводов, чтобы заставить его вести себя подобающим образом, не надеясь уж подействовать на его ум, но хоть завладеть его волей, де Бюльон как-то отправился навестить графа после того, как тот вновь обрушил на Королеву упреки. Де Бюльону удалось смягчить его настрой и искусно перевести разговор в иное русло, после чего граф сказал ему: «Если для меня будет сделано нечто значительное, я мог бы закрыть глаза на происходящее».
Де Бюльон поинтересовался, что бы могло его удовлетворить. Граф попросил 50 000 экю пенсиона, губернаторство в Нормандии – в то время место пустовало в связи с кончиной герцога де Монпансье, случившейся еще до убийства Короля, – назначение его преемником губернатора Дофинэ, должность ректора Университета для своего сына, которому тогда было четыре или пять лет, и, помимо этого, чтобы за него заплатили 200 000 экю, которые он задолжал герцогу Савойскому за герцогство Монтафья в Пьемонте, принадлежащее его жене. Эти просьбы были непомерными, но канцлеру, как и г-дам де Вильруа и Жанену, да и Королеве, они показались ничтожными: стоило Бюльону передать их Ее Величеству, как она послала за графом, чтобы самолично засвидетельствовать ему свое согласие.