– Кто тебе такое сказал?

– Ты! – простодушным тоном ответила я.

Через мгновение комната наполнилась раскатистым смехом.

– Иди писать на веранду, а по окончании помой в саду свои сапоги от кладбищенской грязи, – скомандовала бабушка бурлящим голосом только что отступившего смеха.

Сделав несколько очерков ужасов прошлой ночи, я спустилась по ступенькам в сад и уселась на корточки перед своими сапогами так, будто собираюсь поговорить с ними о чём-то очень личном. Если б можно было вымыть намертво прилипшую глину одной лишь силой мысли, упорно вглядываясь в неё, мои сапоги б сейчас блестели словно новые. В этом была моя особенность, которая относилась к любому виду деятельности: когда я не хотела что-то делать, то всё мое существо противилось этому, включая в работу всевозможные способы отлынивания. Сидя так уже минут пять, я решила дать подробную зрительную оценку количеству прилипшей грязи ещё и со стороны подошв. Перевернув оба сапога одновременно, я заметила длинную деревянную щепку, застрявшую в грязи. Поколебавшись ещё пару минут, я одним сильным рывком постаралась высвободить её, но в руках остался увесистый кусок спрессованной земли. Оббив её о дом, я с облегчением вздохнула – на щепке не было никаких знаков. Эта была самая обычная деревяшка. Покрутив предмет в руках, я было замахнулась выкинуть его прочь, как моя рука зависла в воздухе. Я отчётливо вспомнила, что колдовские символы на дереве проявлялись исключительно ночью, а при свете дня были совершенно не видны. От одной этой мысли в моей голове начинала стучать кровь, а руки приобрели мелкий тремор. Мне совершенно не хотелось возвращаться на колдовское кладбище из-за ничтожно мелкого куска дерева, но и хранить столь серьёзный артефакт было крайне опасно. Сквозь пульсирование крови я услышала, как к калитке подъехал мотоцикл. Мне сию же минуту надо было принимать самостоятельное решение относительно данной находки.

– Я нашёл нужный дом совсем недалеко от базарной площади. Затем убедился у хозяина, что он в прошлое воскресенье купил на базаре деревянную кровать, – раздался голос дяди Володи.

– Отлично! – ответила бабушка где-то над моей головой.

Она высунулась из окна кухни и вполне могла увидеть меня со щепкой в руке, если сильно этого захочет. Но она таким же спокойным тоном продолжила разговор.

– Сейчас же поедем, пока не стемнело.

Мне ровным счётом ничего не оставалось сделать, как засунуть деревяшку себе в карман и оставить решение вопроса на тёмное время суток.

Уже очень скоро мы проехали опустевший рынок и продолжили свой путь, отдаляясь от деревни. Я приводила мысли в порядок, как-то очень по-детски успокаивая себя: «Она явно не работает! Уверена, что вечером я не увижу от неё ровно никакого свечения, и мне останется просто выкинуть этот мусор подальше от дома…»

Солнце садилось, и вскоре мы остановились у большого каменного дома, окружённого низкими деревьями и добротным забором. Калитка была открыта, и мы прошли во двор. По лежащим повсюду сливам было понятно, что все деревья сада и вправду были сливовыми. Дверь открыл высокий красивый мужчина с белыми кучерявыми волосами и яркими голубыми, как летнее небо, глазами. Бабушка улыбнулась и представилась ему. Она вкратце, впрочем, как могла, рассказала о «чёртовом колесе» и о возможной опасности от их новой кровати. По её рассказу было понятно, что если у мужчины начали происходить странности, то он быстро смекнёт, зачем мы пришли. Если же проблем никаких нет, то бабушка ему покажется просто навязчивой старушкой с хорошим воображением.