В зале стало светлее, Фрэнк оглянулся – Макс Догерти, притворив за собой дверь, направился к нему.

– Сейчас подъедет один спец по оборудованию, – сообщил Макс, обходя ринг. – А пока нам надо устроить мозговой штурм. Но прежде… – Поддернув штанины на бедрах, он опустился на сиденье ближнего к Фрэнку тренажера. – Прежде я расскажу тебе о твоем отце, о себе и о войне.

Спать расхотелось, Фрэнк забыл про растяжение, молча уселся на пол, прислонившись спиной к боковине помоста, на котором был расположен ринг, и, положив руки на колени, свесил кисти.

– Его звали Джеймс Шелби, – без длинных предисловий начал тренер, глядя Фрэнку в глаза. – И он служил в рядах армии Бильвиля. Был на другой стороне, был против нас, но в этом нет твоей вины, Фрэнк. После войны Джеймс стал одним из ярых защитников и борцов за права переселенцев.

Для Фрэнка это было неожиданностью, он никогда не думал, что его отец из числа переселенцев – Джеймс Шелби не дожил до рождения сына всего лишь месяц, старые раны доконали его. Максу не довелось встречаться с Джеймсом на войне, но кое-что он слышал, так как служил в разведотделе при штабе генерала Хоппера, готовил диверсантов и не раз ходил на задания в тыл противника. Надо сказать, успешно. Ведь отряды Хоппера одержали верх над армией Бильвиля. Мать Фрэнка опасалась, что мальчику повредит прошлое его отца. Приведя девятилетнего сына в клуб Догерти, она честно рассказала Максу историю своей жизни и получила заверение в том, что Фрэнк вырастет настоящим мужчиной, а чей он сын, никто не узнает. Макс сдержал слово. Он хорошо помнил войну и уважал своих врагов. Фрэнк начал тренироваться, от отца ему достался бойцовский характер, он всегда и во всем хотел быть первым. И полностью оправдал ожидания – многого достиг.

Тренер снова достал очки и сделал вид, что протирает и без того чистые стекла, давая Фрэнку время переварить услышанное.

– Мы приблизились к самому важному. – Макс надел очки и продолжил рассказ.

Говорил он в непривычной возбужденной манере. Фрэнк раньше не видел его таким. Обычно тренер был спокоен и сдержан, но сейчас… Он затронул весьма щекотливую и опасную тему: требование к гражданам посещать «Меморию», оказывается, возникло после войны не сразу, а спустя десятилетие. О нем открыто объявил президент, когда принял решение покончить с резервациями переселенцев, упорно не желавших отказываться от прошлого. За ветеранами сохранили право оставить память о войне – стране всегда нужны патриоты-резервисты, готовые встать под ружье. А вот остальное население проще было избавить от тяжести воспоминаний, пообещав взамен статус граждан. Так возникло разделение на категории: синий, зеленый и оранжевый сигналы на электронном браслете. Все переселенцы их тоже носили, но там было вмонтировано лишь следящее устройство, они не имели статуса гражданина и доступа к электронным платежным системам. Их ограничили во всем: в правах и передвижениях по стране, загнали в резервации, стали наблюдать за ними, как в довоенные времена за заключенными с радиоошейником.

– Твой отец был ярым противником этой идеи. – Тренер убрал очки в кожаный чехол и добавил: – Я многому научился у него, но лишь спустя годы… – Он поднял взгляд. – А ты, Фрэнк, что ты думаешь?

– Мне трудно судить о прошлом… – Фрэнк уперся кулаком в подбородок, затем постучал двумя пальцами по виску. – Как-то не укладывается в голове. Не могу осознать: вы ведь ветеран, тренер, но выгораживаете моего отца и переселенцев, будто заодно с ними.

– Запомни, Фрэнк: только память о прошлом делает нас людьми. – Макс расправил плечи, гордо поднял подбородок, глядя на воспитанника сверху вниз.